— Видимо, знают о нашем интересе к его личности, видимо, кое-какая информация о том, что дело Лобачева не закрыто, просочилась за стены нашего ведомства или с Петровки. Хотя и одной эксгумации достаточно, чтобы кто-то узнал об этом. В лице Полякова они убрали очень важного свидетеля и одного из основных исполнителей. Дело осложняется тем, что Поляков наверняка был напрямую связан с «оборотнем» в нашем ведомстве. Не обрубили ли они таким образом все концы?
— Не думаю, Лева. Поляков — исполнитель, пусть и важный, но всего лишь исполнитель. А «кукловод» со своей «крышей» из полиции наверняка общается напрямую, без посредников.
— Согласен.
Карнаухов выглядел очень скверно. Сегодня его только что выписали из медицинской части СИЗО, но состояние его было далеко от идеального. Клетчатая шерстяная рубашка топорщилась, потому что Карнаухов застегнул ее не на ту пуговицу, волосы были взлохмачены, под глазами мешки, а кожа лица бледная, как у покойника. И еще от него плохо пахло, хотя в медчасти все пациенты регулярно принимают душ.
— Как ваше самочувствие, Карнаухов? — спросил Гуров, устав разглядывать арестованного.
— За что меня арестовали? — слабым голосом спросил мужчина.
— Вам применили меру пресечения — содержание под стражей — потому, — спокойно стал объяснять Гуров, — что вы своими действиями могли навредить следствию и уйти от правосудия как сами, так и помочь сделать это соучастникам совершенных вместе преступлений, а также тех, в которых вы лично участия не принимали.
— Чего-чего? — нахмурился Карнаухов, явно потерявший нить рассуждений Гурова в самом начале.
— Да чтобы ты не удрал, — коротко пояснил Крячко, сидевший у окна верхом на стуле.
В комнате для допросов следственного изолятора было душно, и Карнаухов начал потеть и от этого, и от страха, и от слабости после длительного запоя, из которого его вывели медикаментозно. Сейчас он наверняка ощущал слабость, но Гуров вспоминал труп в разбитой машине, которую лично Карнаухов сваливал из кузова своего «КамАЗа», и жалость к нему мгновенно улетучивалась.
— Давайте не будем играть в игру. «Дяденьки, я ничего не знаю, я ни в чем не виноват», — сказал Гуров спокойно, разглядывая свои ногти. — Если уж вы здесь, значит, доказательств достаточно, чтобы засадить вас далеко и надолго. Помощь следствию, естественно, приветствуется и поощряется. Давайте говорить о деле. Или вы еще хотите покуражиться?
— Это вы куражитесь надо мной, — скривил тонкие губы Карнаухов. — Человеку плохо, у человека несчастье, а вы мучаете. Фашисты! У меня права забрали, а машина для меня — это хлеб. И никак мне вашего брата не уговорить, все только взятки ждут, а где мне денег на взятку взять? Я в отличие от вас эти денежки собственными руками зарабатываю, баранку кручу.
