На крик в кухню влетела мать.
— Наташа, прекрати! — с порога закричала она, даже не разобравшись, что, собственно, происходит. — Ты что делаешь?!
— Выражаю свободную волю свободного человека, — прошипела Наташа, надвигаясь на мужа. Тот уклониться не успел. Жаркое разлилось по его голове аппетитным пятном.
— Ну ты!.. Ты еще!.. Ты пожалеешь!.. — прокричал Виктор, выбегая из кухни.
— Уходи, — устало проговорила Наташа, опускаясь на стул.
Мать бросилась успокаивать зятя. Он что-то возмущенно кричал из коридора, а потом заглянул и сказал:
— Даже если ты будешь стоять на коленях…
— У меня еще есть третье, — предупредила Наташа. — Кисель…
Как только вышли из электрички, сразу начался мерзкий, противный дождь.
Юм поежился, втянул шею в воротник куртки и огляделся. Кроме них, на платформе никого, не было.
— Ну и куда теперь? — спросил у Склифосовского.
— Только он просто так не отдаст, — затараторил тот. — У него покупать придется. Это не какой-нибудь там… Венцель.
— Куда идти, я спрашиваю?
— Туда. — Склифосовский зашагал по платформе. — Ой, нет, туда. Точно туда.
Шли молча, то и дело с ненавистью поглядывая на низкое свинцово-серое небо. Мент начал потирать заболевшую поясницу — радикулит.
После Венцеля Склифосовского били долго и со смаком. За то, что остался на улице, за то, что пытался потом удрать. За то, что Склифосовский.
Склиф решил, что его вообще убьют. Нет, не сейчас, потом. А жить очень хотелось. Поэтому, когда Юм сказал, что нужно добывать пушки, Склиф сразу заявил:
— Я знаю одно место.
Конечно, ему никто сначала не поверил, но он поведал, как оказался в КПЗ с одним «афганцем», который измутузил рэкетира на рынке, как этот «афганец», почему-то проникнувшись к Склифу, шепнул ему:
— Откроешь свое дело — дам тебе пушку. Чтоб этим упырям так сладко не жилось. — Он очень зол был на рэкетиров.
И Склифосовскому поверили. Вот теперь шли к дому «афганца».
— Большого дождя не будет, — сказал Юм.
— Почему? — удивился Ванечка.
— По кочану. Раз маленький пошел, значит, большого уже не будет.
— Нет, я правду говорю. Вы мне что, не верите? — опять начал свой рассказ Склифосовский, забегая вперед и стараясь заглянуть Юму в глаза. — Он вообще оторванный, никого не боится.
— Хорошо, хорошо. — Юм сплюнул. — Посмотрим.
— К нему один на базаре подкатывал, чтобы он цену на мясо поднял. Лосина такой — смотреть страшно. Колька по дешевке торговал. Так он этого мужика чуть топором не зарубил. Когда в ментовку забрали, я с ним и познакомился.
