— Ну не зарубил же, — ухмыльнулся Грузин.
— А зачем рубить? Зачем рубить? — не унимался Склифосовский. — Тот мужик плакал, как баба, на карачках от него по всему рынку бегал. Колька ведь контуженый, у него справка есть. Так что ему все по фигу. Его даже в тюрьму не посадят, если что.
— Посмотрим, — опять повторил Юм и снова посмотрел на небо. — А у него точно есть?
— А то? Сам мне намекнул. Сказал, что, если дело открою, мне может понадобиться. Обещал помочь. Точно есть, он оттуда притащил.
— Долго еще? — Мент поморщился от боли. — До вечера хоть дотопаем?
Деревню обошли стороной, по картофельному полю. На обувь налипала вязкая мокрая земля, и ее все время приходилось стряхивать.
— Он мужик свой, — мечтательно говорил Склифосовский, стараясь не замечать раздраженных взглядов остальных. — Когда в КПЗ сидели, все время меня защищал. Прицепился было один, так он его… Вот сами увидите. Я вас с ним познакомлю.
— Лучше бы сразу полило, — вздохнул Ванечка. — На станции под козырьком переждали бы, чтоб не волочиться по этой мерзости.
— «А я родился в яме под забором!» — завыл вдруг Грузин, и у всех по коже побежали мурашки. Может, от сырости, а может, от холодного, промозглого напряжения.
Дом стоял от деревни километрах в двух. Даже не дом, а целых три. Аккуратненький двухэтажный коттедж, сарай для техники и длинный, вросший в землю свинарник.
— Пусть Женька с ним идет, — сказал Юму Мент. — Ты не ходи, не надо.
— Ну что вы? — Склифосовский удивленно посмотрел на остальных. — Он мужик свойский. Посидим, выпьем, закусим. Сами увидите, что он…
— Да, пусть Женька идет, — согласился Юм.
Перед дверью Склифосовский долго отряхивался, прилизывал волосы, все никак не решаясь постучать. Оглянулся было назад, но там стояла Женя, загораживая путь к отступлению.
— Ну что, менжуешься? — спросила она со злой ухмылкой.
— Нет, почему? Ничего я не менжуюсь. — Он захихикал и наконец постучал.
Коля открыл сразу. Он оказался маленьким, щуплым пареньком. Только холодные, сосредоточенные глаза говорили о том, что Склифосовский совсем не врал.
— Что стоите под дождем? — спросил он, секунду посмотрев на Женю и заставив ее отвести взгляд. — Я как раз обедать собрался.
— Привет, Коля! — Склифосовский полез обниматься. — Как дела? Как жизнь, здоровье, успехи?
— Ты бы хоть представил. — Коля виновато улыбнулся, глядя на гостью.
— Ой, да, прости, прости. — Склифосовский никак не мог сдержать нервный смех и все время глупо хихикал. — Это Евгения, моя… Ну, так сказать…
