Вот и сказались слова – сами собой, как будто так и надо. Услышала, все услышала Патимат, но виду не подала. Смотрела выжидательно.
– У меня тоже неплохое чутье, – продолжал Олег. – И если оно меня не обманывает, все будет закончено в ближайшие дни. Все дело в том, чтобы… чтобы больше не было жертв. Знаете, – неожиданно сказал Потемкин, – у Хайяма есть такие рубаи:
Не странно разве – грешный и святой
Встречаются за гробовой чертой.
Но почему никто не возвратился,
Чтобы поведать нам о жизни той?
Сыщики – не поэты, – добавил Олег. – Нам мертвые кое-что рассказывают, даже многое. Но лучше все-таки иметь дело с живыми.
– Мама говорила, что вы ей читали стихи на фарси…
– Она читала, – поправил Олег. – Я слушал. И восхищался.
– Но вы знаете фарси. А сейчас читали эти стихи на английском… Это вы перевели?
– Хотел бы я уметь… – усмехнулся Олег. – Нет, это перевел Хендерсон, который всю жизнь посвятил Хайяму. Но если уж о стихах, я переводил Хайяма на русский. Но все равно – это не так сладко, как в оригинале.
– Сладко? Вы сказали «сладко»? – рассмеялась девушка, и Олег с удовольствием увидел, что деловая часть встречи позади.
– Знаете, есть такая арабская поговорка. Перевожу примерно, по памяти: «Язык языков – арабский. Фарси – сладчайший. Турецкий – самый гордый. А остальные – ничто». Вся великая пэзия Востока создана на фарси. Потому он и вправду сладчайший.
– Никогда не думала, что встречу человека из полиции, который будет мне читать стихи, – сказала Патимат вполголоса.
– Во-первых, я не из полиции. Во-вторых, вам я стихов не читал пока. Хотите, прочту?
И, немного подумав, Олег прочел негромко:
Когда фиалки льют благоуханье
И веет ветра вешнего дыханье,
Мудрец – кто пьет с возлюбленной вино,
Разбив о камень чашу покаянья.
– Это означает предложение выпить? – поинтересовалась Патимат.
– С удовольствием попрошу карту вин.
– Не надо! – сказала девушка решительно. – Мне домой только вчера друзья привезли дюжину «Копполы» 2013 года. Хотите попробовать? – И, глядя на онемевшего Потемкина, добавила просто: – Да, это значит, что я вас приглашаю к себе домой. Потому что вы мне тоже нравитесь.
* * *
В доме у Хасане тем временем события развивались, как говорят американцы, от плохого к худшему. Ариф проснулся через три часа после разговора Хурама с Мириам. Поначалу ничто не предвещало особенно плохого – напуганные родители привыкли к тому, что пробуждение может быть очень разным.
На этот раз сын проснулся тихим и каким-то умиротворенным. То ли действие наркотика еще не прошло до конца, то ли что-то в нем изменилось… Одним словом, родители боялись лишнее слово сказать, чтобы не нарушить минутное благополучие – они знали, насколько любая видимость стабильности с их сыном хрупкая и непостоянная.
