— Исстари так… — помолчав, ответил бригадир. — Не мы придумали.
— Кругом такие древние, языческие названия: Полисто, Цевло, и вдруг — Забор.
— Не знаю, можно ли верить… Рассказывали, лес тут был непроходимый. Только по рекам и пробирались. Староверы сюда бежали, селились за бором. Так и пошло: «Куда сбежал?» — «За бор». «Где живешь?» — «За бором».
— А вы что, тоже старовер?
— Мы в армии служили, партизанили. Какие же мы староверы!.. Колхозники…
Убитого увезли в район, а следователь весь день бродил по деревне, заходил и к одному, и к другому, расспрашивал. Многие видели накануне страхового агента, разговаривали с ним.
«Вышел из нашей избы и пошел, а куда, не знаю, — отвечали следователю. — Если бы знать, что так случится, посмотрели бы. А то ведь откуда знаешь, не смотришь. Он тут часто ходил».
На всякий случай следователь допросил Демида Барканова и его дочь Капу. Сын Демида, Егор, и зять, Степан Барканов, во время войны были полицаями и удрали вместе с немцами. Но и здесь следователь не узнал ничего нового. Демид жил в стороне от большой дороги, в прогоне, и в тот прогон, да и вообще в тот конец деревни, не дошел страховой агент. Не успел дойти. Его там никто не видел. Это подтверждали многие. И вообще он заходил не во все подряд избы…
2
Это был веселый белобрысый парень. Волосы густые, вьющиеся, с золотистым отливом, с рыжинкой — они буйным чубом свешивались на глаза, и агент — Кудрявчик, как уже успели прозвать его, — широко, белозубо улыбался и резко встряхивал головой, откидывая чуб. Он работал агентом недавно, только что демобилизовался из армии. И ходил еще в хромовых армейских сапожках и в галифе. До него страховым агентом работал старик, маленький скрюченный человечек, с лицом табачного цвета, одежда суконная, черная, глухой ворот гимнастерки в любую жару застегнут до подбородка. Приезжал на ржавом скрипучем велосипеде. И голос у него был скрипучий, ржавый. А этот, Кудрявчик, шел, расстегнув ворот яркой сатиновой рубашки, грудь колесом, весело, неторопливо посматривал направо и налево и улыбался, придерживая локтем маленькую потертую полевую сумку. Быстро взбегал на крыльцо, постукивал каблучками и широко распахивал дверь в избу.
— Ну, тетушка, будем платить страховку? — спрашивал у хозяйки, поздоровавшись.
— Да какая я тебе тетушка!
— А мне все родственники! Все меня любят. И все рады. А что, может, и будешь родственницей! Где твои девки-то? — заглядывал в приоткрытую дверь в сени.
