Там, в углу, мы увидели скорбно окаменевшую мисс Мидоукрофт. Она сидела рядом с братом, держала его за руку и молча плакала. Напротив них, с блуждающими глазами, безвольно повисшими руками, сгорбился на диване у окна Сайлас Мидоукрофт, явно охваченный паникой. Несколько незнакомцев из тех, кто был занят в поисках, стояли рядом, не спуская с него глаз. Остальные сгрудились вокруг стола в центре комнаты. Когда мы с Нейоми вошли, они расступились, предоставляя нам возможность рассмотреть то, что лежало на столе.
Это была кучка обугленных костей. Вокруг нее были разложены: нож, две металлические пуговицы и частично обгоревшая трость. Нож опознали работники, заявив, что Джон Джаго обычно носил его при себе, — как раз этим ножом он и ранил Сайласа Мидоукрофта. Про пуговицы сама Нейоми сказала, что вычеканенный на них особый узор когда-то привлек ее внимание к сюртуку Джона. А что касается трости, ее, как ни была она обожжена, я сразу признал по причудливо вырезанной шарообразной ручке. Это была та тяжелая буковая трость, которую я выхватил у Сайласа, а потом вернул Эмброузу, когда тот сказал, что она принадлежит ему. В ответ на свои вопросы я услышал, что кости, нож, пуговицы и трость найдены в печи для обжига извести, которой в то время пользовались на ферме.
— Это серьезно? — шепотом спросила Нейоми, когда мы отошли от стола.
При нынешнем положении вещей обманывать ее было бы бессмысленной жестокостью.
— Да, — прошептал я в ответ. — Это очень серьезные улики.
Поисковый комитет обставил свои действия по всем правилам. В местные судебные инстанции было сделано соответствующее ходатайство. Мировой судья подписал ордер на арест. Этой же ночью Сайласа препроводили в тюрьму, и должностное лицо проследовало в Нью-Йорк, чтобы арестовать Эмброуза.
Я, со своей стороны, пытаясь быть полезным, делал то немногое, что было в моих силах. С молчаливого согласия мистера Мидоукрофта и его сестры, я направился в Нарраби и заручился помощью самого квалифицированного защитника, какого городок был способен предоставить в мое распоряжение. Засим не оставалось ничего, как ожидать вестей об Эмброузе и готовиться к предварительному слушанию дела в мировом суде. Опущу рассказ о том, какое отчаяние царило в доме, покуда длилось ожидание: нет смысла описывать его сейчас. Позвольте сказать только, что то, как вела себя Нейоми, — утвердило меня в мысли, что она обладает поистине благородным характером. В те дни я еще не отдавал себе отчета в состоянии своих чувств; сейчас же я склонен думать, что как раз тогда начал испытывать зависть к Эмброузу, заслужившему такую невесту.
