Может быть, хоть ее увидеть в этом году. Она очень серьезная, чистая девушка…
Алмаз поднял воротник пальтишка, уши замерзали, а опускать наушники у старой чужой шапки он не хотел. В подъездах строящихся домов горели железные печи — «огнеметы», гнали внутрь горячий воздух. Там погреться?
Он зашел в женское общежитие, попросил вахтершу:
— Позовите, пожалуйста, из девятьсот одиннадцатой Таню Иванову.
Вахтерша была уже навеселе, подмигнула:
— Таню? Да ты иди сам, а я как будто тебя не видела. Сегодня до двух часов ночи можно…
Алмаз насупился:
— Нет, я не пойду. Вы позовите. Дело есть.
С удивлением уставившись на странного молодого человека, вахтерша зашла в лифт и, продолжая глядеть на него через стекло лифта и сетку шахты, уплыла вверх. Вернулась одна, сказала, разворачивая и жуя конфету:
— Сейчас, приедет. А шел бы туда, там праздник, и парней мало.
Таня вышла из лифта, недоумевая, кто бы это мог прийти к ней, и вот увидела его, бледного, осунувшегося. Он стоял весь в мокром снегу, опустив глаза.
— Что случилось? — испуганно метнулась Таня к Алмазу.
Она сама не знала, почему так испугалась. Даже потом, вспоминая эту встречу, не могла понять причину своего волнения. Сердце у нее зашлось, в горле перехватило. Она с ним никогда раньше наедине не разговаривала и не сразу сообразила, зачем он пришел именно к ней, в ночь под Новый год.
— Извини… — Алмаз хмурился. К тому же стеснялся вахтерши. — Выйдем на минутку на улицу.
— А там не холодно? — Таня улыбнулась. — Ну пойдем.
Она была в шерстяном темно-синем костюме, в белой блузке с кружевным воротничком, в чулках и в узких лакированных черных туфельках. Вахтерша заворчала:
— На-ка вот, надень, простудишься… Ох, горе с этими мужиками…
Таня накинула длинное, вроде шинели, пальто. Они вышли на голубой освещенный снег. Над головой летели пушинки. У Алмаза губы кривились, он не знал, что и сказать.
— Что с тобой? Ты не заболел? — недоуменно спросила Таня.
Алмаз молчал.
— Может, Нину позвать?
— Нет, нет!! Извини меня… Это удивительно, что я вспомнил тебя?.. Нет, я неправильно говорю. Ты удивилась, что я вспомнил тебя, да? Просто… извини… Я ухожу совсем. Я буду работать у механизаторов.
Он боялся, что Таня усмехнется: «Сбегаешь?», и тогда бы тотчас исчез. Но она внимательно смотрела на него, и все большее волнение охватывало ее: «Какой он странный мальчик… — думала она. — Мой ровесничек… выше меня вымахал… похож на худого жеребенка… Что с тобой, человек? Что с тобой, милый? Нина довела?»
