— Нечего, мать, у Джано вон девки вымахали и жена здоровее нас с тобой, пусть они и моют.
— Они гости, дочка. А я все равно без дела извожусь, нервы не выдерживают.
— Ты только постель зальешь. Больше хлопот.
Поспорили, пошушукались — уломала старая. Неужели у нас наконец на лад пойдет? Хоть последние дни в мире поживем...
Подбросила я дров в камин>г огонь раздула, ведро закопченное на треногу поставила. Хворост сперва затрещал, занялся, потом пламя обиженно забубнило, забормотало что-то. Я вспомнила, у многих в деревне газовые плиты стоят, и каждый месяц им газ в баллонах развозят, оповещают охотничьим рожком. И досада меня взяла на моего благоверного. Прав Джано, чем на стороне глупостями заниматься, хозяйство бы наладил, мне бы жизнь облегчил. У него только и обязанностей, что виноградник опрыскать. Мотыжит и опрыскивает все лето. А потом что?.. Живем, как в каменном веке! И я же еще за него заступилась, дура! Пусть бы старший брат мозги ему вправил...
Добавила я в тарелки, что на кухне осталось, вынесла на веранду, расставила на столе. Мужчины все шумят о чем-то.
Вдруг голоса за столом смолкли. Григол прижал палец к губам.
— Тише!
И в наступившей тишине из-за оврага жалобно так донеслось:
— Нодари-и! Нодари-уу!
Нодари вскинул руки, призывая всех ко вниманию.
— Нодари-и-и!—тянул надреснутый старушечий голос.— Нодари-и!
— Да откликнись ты, черт! — рассердился Григол.— Мать зовет!
— Вот так каждый раз,— со вздохом пояснил Нодар.— Стоит уйти, через час выходит и орет.
Старуха все звала сына, ее голос далеко разносился по притихшей деревне.
— Ты что, язык проглотил?! — взгляд Григола вспыхнул гневом.— Откликнись же!
— Ничего, пусть пошумит, ей полезно для дыхания,— бросил ему Нодар, но тут же повернулся на голос и сложил руки рупором.— Чего тебе, мать? Чего?
— Не поехал, сынок? — обрадованно отозвалась старуха.
— Нет! — откликнулся Нодар.
— Где ты, сынок?
— У Доментия я. У Доментия!..
— Не поедешь? — в голосе старухи опять проснулась тревога.
— Нет! Не-ет!
— Ну и слава богу,— понизила голос старуха.
По селу забрехали собаки. Чей-то ребенок передразнил:
— Где ты, Нодали? — залился смехом и смолк, видимо, пристыженный старшими.
— Вечно она так! — возмущенно обернулся к нам Нодар.— Я втолковываю: не срами ты меня, мать, мне уже четвертый десяток, люди подумают, что я с приветом какой-нибудь, малохольный. Чего кричишь, спрашивается? Живой я, так и без твоего крика домой приду. Трезвый или пьяный, побитый или целый, хоть на карачках, а приползу. А если что случится, твой крик не поможет. Верно?
