— Кто там так поздно? — резко спросил Иаков.
— Я, Агарь Стэнли!
С криком ужаса господин Дикс выронил свечу, и его накрыла темнота. Сейчас, когда его мысли крутились вокруг покойной жены, неожиданное упоминание ее имени заставило старика поверить, что она стоит по ту сторону двери, закутанная в саван, окоченевшая. Между живым и мертвой — лишь одна непрочная преграда! Какой ужас!
— Призрак Агари! — пробормотал бледный дрожащий Дикс. — Почему она явилась сюда из могилы? К тому же из такой дорогой могилы, с мраморным надгробьем, обнесенной кирпичной оградой.
— Впустите меня! Позвольте мне войти, мистер Дикс! — крикнула незваная гостья, снова постучав.
— Она никогда меня так не называла, — успокоившись, пробормотал Иаков.
Он подобрал свечу, снова ее зажег и громко объявил:
— Я не знаю никакой Агари Стэнли.
— Откройте дверь — и узнаете. Я племянница вашей жены.
— Живая женщина! — пробормотал старик, пытаясь открыть замок. — Против этого я не возражаю.
Он распахнул дверь настежь, и из тумана и темноты в лавку шагнула молодая девушка лет двадцати в темно‑красном платье из грубой ткани и коротком черном плаще. Руки ее были обнажены, голова непокрыта, если не считать алого платка, небрежно скрученного вокруг великолепных черных волос. Восточные черты ее лица и цвет кожи выдавали в ней настоящую цыганку: изогнутые брови над большими темными глазами, красивый рот с тонкими губами и изысканный точеный нос. Ее лицо и фигура были лицом и фигурой женщины, нуждающейся в пальмах, песках пустыни и золотистом солнечном свете, горячем и страстном… Однако эта восточная красавица появилась из тумана, словно какая‑то мертвая сирийская принцесса, и предстала во всем своем роскошном очаровании удивленному взгляду старого ростовщика.
— Так ты племянница моей покойной Агари? — спросил он, рассматривая гостью при желтом свете тонкой свечи. — Да, точно. Она была похожа на тебя, когда я встретил ее в Нью‑Форесте. Что тебе нужно?
— Еду и кров, — коротко ответила девушка. — Но вы бы лучше закрыли дверь. Это может плохо сказаться на вашей репутации, ведь любой прохожий может увидеть, что вы разговариваете с женщиной в такое время суток.
— Моя репутация! — фыркнул Иаков, задвигая засовы. — Господи! Да она уже давным‑давно испорчена. Если бы ты знала, насколько плохая у меня репутация, ты бы сюда вообще не пришла.
— О, я могу постоять за себя, господин Дикс. К тому же вы достаточно стары, чтобы быть моим прадедом.
