Мы разные. Полярно, космически разные люди из разных миров, которые по всем законам мироздания не должны были пересечься никогда. Невероятная случайность, результат сложнейшего кружевного плетения причин и следствий, и миллион раз мог произойти сбой, могла вильнуть в противоположную сторону, а то и вовсе порваться тончайшая нить — и ничего бы не было. Я могла бы сейчас сидеть в двадцать пятом по счету кафе с Берштейном, Машенькой, Красоткиным и Скуркисом, или бродить в одиночестве по улицам, или вообще никуда не поехать, а пойти, как собиралась до того, на очередной вечер никому не известного поэта в библиотеке за углом… или не пойти. Пить жасминовый чай и смотреть в окно, в дождь, и каплями по стеклу ползло бы нескончаемое, но неумолимо уходящее время…
Как хочется жасминового чаю. У них наверняка есть, у этих япономанов, и даже, возможно, предусмотрена чайная церемония… Или она в Китае? Мы, европейцы, и особенно славяне, с трудом различаем китайцев и японцев — а они сами считают глобально непреодолимой разницу между ними. Может быть, так оно всегда?.. И для того, чтобы нивелировались любые различия, достаточно иного угла зрения, другого пространства… времени?
— Веруська, вина?
Не угадал. Ничего. Когда-нибудь — ну вот опять сбой, ошибка, запретное слово, но ничего, пускай, — когда-нибудь научится угадывать. Пригубила вина, слишком густого и сладкого, но и это не столь важно, можно полюбить какое угодно вино. На тонком стекле — вишневые капли, совсем не похожие ни на рубины, ни на кровь. Вязкие, неподвижные, как и наше время.
— …А вот стихи — да. Стихи меня пробирают, прямо до живого. Может, как раз потому, что я не понимаю, как это сделано. Поэты обычно совсем не умеют читать, не смейся, я имею в виду, актерской техники никакой. Если он к тому же и бездарь, это дико раздражает… Веруська, ты не представляешь, сколько мне приходится выслушивать рифмованной графомани, особенно по регионам. Но если настоящее — то через две минуты уже не имеет никакого значения, что у него зажим и дыхалка не стоит, вообще все перестает быть важным, все пропадает, кроме стихов. Вот как вы это делаете, правда? Я человек в этом смысле темный, ни одного поэта запомнить не могу, кроме Пушкина, но всегда чую настоящее, меня переворачивает просто. Та девочка, например, помнишь, с нами тогда сидела? — вся такая умненькая, быстрая, хваткая, кто б мог подумать — но у нее хорошие стихи, я слушал, меня приглашали на эту их эротическую ночь… Но, но, Веруська, ты чего? Нет, оно понятно, поэты друг друга ревнуют, как женщины, а если они еще и женщины к тому же…
