— Через десять лет? Она его, наверное, любила.
— Все, все, хватит. Расскажи, кого ты любила, га?
— Нет. Не расскажу.
Потому что нечего рассказывать. И это самое страшное: понимать, что ничего не было, ничего вообще. Ты годами помнишь один взгляд, полуразговор, вежливую улыбку — и живешь в оглушительном залпе эмоций и слов, на пике неимоверной тонкости и жгучей остроты бытия, — и не сомневаешься, что это любовь, ведь только от любви могут рождаться такие стихи. Сотни и тысячи строк, водопад и кружево, паутинки и протуберанцы, целый огромный мир, наполненный им одним. И новая встреча — неужели прошло уже?.. да разве это имеет значение, — и он опять улыбается, а ты по-девчоночьи краснеешь и проваливаешься в бесконечную бездну, и волны немыслимого счастья плещутся высоко над головой…
За это время он успел полюбить и жениться, у него маленькая дочка, и рассказать об этом тебе для него так же естественно и приятно, как и любому другому дальнему знакомому, окажись тот на твоем месте. Это жизнь, это любовь, это настоящее; а то, что переживала ты, снова и снова прокручивая по кругу и выливая в бесчисленные строки — смешная выдумка, самообман, не основанный, по сути, ни на чем. Ничего не было. Ничего — даже тогда.
И что в таком случае остается? Другое? То глупое и стыдное барахтанье на панцирной кровати в общежитии, с чьим-то гоготом за стеной, когда боишься одновременно и боли, и быть застуканной, и беременности, и посмотреть потом ему в глаза, и вдруг понимаешь, что с этим случайным парнем с параллельного потока у тебя нет и не будет ничего общего? И не было. Этого — не было точно.
Прошлое — тоже время. А времени у нас больше нет… И снова парадоксальная игра слов, между зеркалами-обманками проскальзывает смысл, оборачиваясь своей противоположностью. Время — есть, и теперь, остановившись, оно у нас и с нами навсегда. Но из этого со всей неизбежностью следует и то, что с нами остается и прошлое, разлитое в воздухе, озвученное в каждой второй фразе. Непременно что-то вспоминать — зачем?.. Особенно если и нечего вспомнить…
— Веруська…
Сережины ладони легли на плечи: шершавая жесткая кожа, как если б он много лет пахал землю или стоял у станка, удивительно, артисты ведь следят за собой, словно женщины, почему у него такие руки? Поскользили вниз, спустились на грудь, одним прикосновением бросив в жаркую дрожь, боже мой, я прожила всю жизнь, не зная, что это бывает вот так, что меня когда-то обвально обманули… А если бы знала, что бы тогда изменилось? Все равно же мы встретились только сейчас. Пускай меня обманули, и переиграть уже ничего нельзя, нельзя даже и сравнивать, сопоставлять, ставить на одну доску… бррр.
