— У-хо-дишь?
— Да, — коротко вздохнул Сорокин. — Спасибо тебе, милая Аня, за все.
Страдальчески морщась, хозяйка пошла их проводить. На пороге теплой ладонью тронула она лицо лейтенанта. Щека была гладкая, холодная. Сорокин поцеловал безвольные, податливые губы, стараясь не смотреть в огромные, дрожащие слезами глаза, и, взяв Марийку на руки, зашагал к станции.
Девочка доверчиво прижалась к его плечу и задремала. Оставив позади теплое жилище, лейтенант шел в ночь, встречая грудью холодный, порывистый ветер.
Выйдя из поезда, Сорокин остановился, пораженный: вся вокзальная площадь была сплошь забита людьми. Люди сидели на чемоданах, на сундучках. Женщины прижимали к груди плачущих детей, старики курили, опасливо посматривая в темноту.
— Что такое? — пробормотал Сорокин.
— Говорят, где-то немцы прорвались, танки на окраинах. Один гражданин из Химок сам видел…
Сорокин, схватив Марийку за руку, бросился бежать к госпиталю. Поток москвичей едва не захлестнул его. В кромешной темноте Сорокина толкали, пихали, ругали.
Он пробился в переулок, свернул в другой. Здесь было спокойнее…
Вечером волна тревоги докатилась и до госпиталя. Весь день мимо окон плыл поток людей, двигавшихся по направлению к вокзалам. Санитарки, медсестры, легко раненные с волнением выслушивали испуганных, уставших до изнеможения беженцев и разносили тревожные вести по палатам.
Все ждали комиссара госпиталя, уехавшего еще засветло в Московский комитет партии. Легко раненным, по их просьбе, вернули обмундирование, вещи, личное оружие.
Андрей торопливо шагал по палате. Взад-вперед. Бородатый артиллерист, кряхтя, натягивал узкие брюки на раненую ногу. Матрос, чувствовавший себя лучше других, копался в сундучке. Волнение передалось и тяжело раненному командиру. Он ворочался на койке, жевал мундштук папиросы. Крупные, бурые от ожогов руки (единственная незабинтованная часть тела) нервно вздрагивали.
Капитан с перевязанной головой долго смотрел в окно, курил одну папиросу за другой, затем молча собрал вещи и, кивнув остальным, вскинул рюкзак на плечо.
— Уходите, товарищ капитан? — спросил моряк.
— Надо идти. Долечусь в медсанбате.
Капитан исчез. Дверь стремительно отворилась, пропустив молодую черноглазую женщину. Матрос как сидел на сундучке, так и остался сидеть, изумленный неожиданным появлением гостьи. Машинально он продолжал разглядывать добытые из сундучка свежие исподники.
— Ирина! — ахнул Андрей, узнав жену брата. — Ирочка!
