Опаленная юность | страница 61
Задохнувшись от возмущения, переводчик выполнил свою обязанность.
— Да, — задумчиво проговорил офицер, — русский откровенен, и это заслуживает наказания.
— Вы абсолютно правы, господин гауптман! — не выдержал ординарец. — Позвольте я это сделаю во дворе, здесь мы все забрызгаем.
— Нет. Я застрелю его сам.
— О! Я вас понимаю…
Офицер щелкнул парабеллумом, вгоняя в казенник патрон.
— Рус! Форвертс! Марш!
Бледнея, Андрей сошел с крыльца. Двор был полон немецких солдат. Они сидели под навесом у сарая, шарили в деревянных сундуках с крышками, заклеенными картинками, рылись в куче тряпья, сброшенного с чердака.
Андрей прошел сквозь строй гитлеровцев, вышел за ворота и зашагал по извилистой лесной тропе в сторону от дороги.
«В лесу хочет, — мелькнуло у него в голове. — Хорошо, хоть не буду валяться на дороге».
Лес густел. Андрею вспомнилась родная Ильинка, сосновый бор, багрянец заходящего солнца, женщины с лукошками, набитыми доверху тугими красноголовыми грибами.
— Хальт! — металлическим голосом приказал гитлеровец.
«Ну, все, сейчас выстрелит в спину». Андрей повернулся, глянул в черный провал пистолета.
Офицер, молча смотря на красноармейца, опустил пистолет.
— Уходите и возвращайтесь в свою Москву, славный парень.
Курганов не понимал.
— Нах Москау. Вег, вег, шнель!
Офицер снял огромную фуражку с мрачной эмблемой смерти, и от этого его лицо стало простым, человечным. Перехватив парабеллум в левую руку, он протянул Андрею правую.
— Камрад!
Пораженный Андрей, косясь на пистолет, прошел мимо немца с повисшей в воздухе рукой. Андрей боялся обернуться и шел все дальше и дальше, вобрав голову в плечи, ожидая смертоносного удара в спину. Когда он исчез за кустами, гитлеровец вскинул пистолет и два раза выстрелил в хмурое темнеющее небо. Он спрятал парабеллум в черную треугольную кобуру, провел рукой по вспотевшему лбу и, взглянув на место, где только что стоял русский, грустно улыбнулся. Тяжелые ботинки русского солдата выдавили в вязком болотистом грунте две ямки, хлещущий дождь быстро наполнил их холодной серой влагой.
Ночью в лесу было холодно. Мокрая трава звенела под ногами, как жестяная, обледеневшие сучья деревьев и кустарников больно хлестали по лицу. Андрей устал, закоченел, но шел все вперед и вперед. У него не было компаса, он не умел определяться на местности по звездам, да если бы и умел, то не смог бы этим воспользоваться: белесая хмарь затянула все небо. Единственным ориентиром был далекий гул битвы на востоке, и, по мере того как боец двигался вперед, гул становился слышнее, наползал все ближе и ближе.
