Повалил мокрый снег, устилая землю белым покрывалом. Стало светлее, ночь отступала. Ветер швырял в лицо водянистые хлопья, лес под натиском упругих воздушных струй глухо шумел. В сумраке возникали тысячи непонятных звуков; таинственное и необъяснимое рождало страх. Прямо над головой Курганова послышалась какая-то возня, и кто-то страшным голосом крикнул:
— Ух-ху-ху-у!
Страх сжал сердце. Андрей взглянул наверх и облегченно вздохнул — толстый взъерошенный филин, беспокойно мерцая круглыми фонариками глаз, тревожно когтил мохнатыми лапами поломанный сук.
— Черт паршивый! — перевел дух Андрей. — Как напугал!..
В былое время он поймал бы лесного хищника и привез домой. Андрей очень любил всяческую живность. Дом всегда был полон собак и кошек, постоянно приносивших лающее и мяукающее потомство. По комнате прыгали ручные белки, в клетках под потолком заливались желтые и зеленые кенари. Чердак был отдан в полновластное владение голубям.
Утробный бас тяжелого орудия рассеял воспоминания. Под утро Андрей выбился из сил и, миновав разбитый, сгоревший танк, тяжело опустился на заснеженный бугор. Склонив голову, он сидел, сгорбившись, уткнувшись лицом в колени.
Холод привел его в чувство. Вставало солнце. Очень хотелось есть. Андрей машинально сунул руку в карман шинели и вдруг вытащил сверток… Бутерброд с маслом и колбасой. Он не верил своим глазам. Откуда это? Не раздумывая, он откусил большой кусок и торопливо стал есть.
Несколько крошек упало на снег. Андрей нагнулся, чтобы поднять их, и отшатнулся: из снега к нему тянулась заледеневшая сизая рука.
— Мертвец!.. Андрей, клацнув зубами, вскочил и с ужасом увидел, что сидел рядом с убитым фашистом.
Впрочем, он сейчас же забыл об этом. Одна мысль не да-вала покоя: откуда хлеб? Неужели немецкий офицер?
…Поздно ночью полковые саперы, минируя передовую, заметили человека, который, извиваясь, медленно полз к линии советской обороны. Когда саперы привели его в землянку, они увидели, что по лицу бойца, смешавшись с грязью и кровью, текут слезы.
Москвы Андрей не видел. Той же ночью его перевезли в закрытой санитарной машине в госпиталь. Всю дорогу он спал, не просыпаясь даже, когда машина подпрыгивала на выбоинах.
Наконец машина остановилась, и Андрея вместе с другими ранеными отправили в моечную. Пожилой санитар помог ему раздеться, закутал простреленную руку клеенчатым полотенцем, положил защитную непромокаемую повязку на глаз.
— Теперь ступай мыться, сынок!
