Опаленная юность | страница 27
Добровольцы, построившись в колонну, шли по городу. Они шли всю ночь, и всю ночь город не спал. Несколько раз они останавливались, отдыхали. У подъездов женщины ставили на табуретки ведра воды и поили бойцов. Некоторые женщины предлагали молоко, совали хлеб, яйца, консервы.
Москва провожала на фронт своих сынов и, как заботливая мать, не спала всю ночь, стараясь помочь им, чем было возможно.
Рота остановилась на Гоголевском бульваре. Быков объявил, что привал будет коротким, не больше десяти минут. Добровольцы разбрелись по бульвару, валились на скамейки, рассаживались на бровке тротуара, а то и прямо на земле.
— А вы, ребята, заходьте прямо на газончик, на травку, — приглашал горбатенький сухой старичок, — травка чистенькая, каждый день поливал да подстригал.
— А вы, дедушка, кто? — спросил Родин.
— Садовник.
Родин покрутил головой и сказал Андрею:
— Еще вчера небось охранял свои газоны, а сегодня — мни траву сколько хочешь.
Эх, сынок, вчера мирная жизнь была, а сегодня вы солдаты, вам и отдых потребен.
Солдаты! Это слово было знакомо Андрею только по книгам. Сейчас оно приобретало новый смысл.
«Солдаты! Мы — солдаты!»
Утро застало колонну на западной окраине Москвы. Ночной марш измотал людей. Многие несли с собой чемоданчики, рюкзаки, плащи, пальто. Кое-кто отстал. Шагавший рядом с Андреем парень вполголоса бормотал ругательства, сгибаясь под тяжестью огромного рюкзака. К полудню прошли еще километров тридцать. Колонна основательно растянулась, командир то и дело кричал:
— Подтянись, шире шаг!
У Андрея ныли плечи, натертые лямками рюкзака. Родин сильно натер ногу. Потертости, очевидно, появились и у других. В нескольких шагах от Андрея неровной походкой плелся седой рабочий. Андрею казалось, что старик ступает по горячему железу.
— Что с вами? — спросил он.
Старик подозрительно покосился на Андрея.
— Ничего! — ответил он неожиданно звонко, весело. — Разве не видишь — походка такая.
На привале Андрей заметил, как старик, закусив губу, отдирал присохшие к стертым местам окровавленные портянки.
— Ничего, ничего, — перехватив сострадательный взгляд юноши, кряхтел старик, — ты, главное, молчок!
Старика звали Иван Иванович, и фамилия его была Иванов. О себе он говорил неохотно, вскользь. Андрей узнал только, что он кадровый рабочий, коммунист и что ему уже приходилось «хлебнуть» солдатской жизни еще в ту войну.
Колонна шла под палящим солнцем. С непривычки люди неимоверно устали. Многие побросали лишние вещи. В кюветы полетели деревянные чемоданы. Родин вытащил из рюкзака огромную подушку и швырнул ее на обочину.
