— Спасибо, Борис Иванович! Правильно нами руководствовали.
Борис махнул рукой, а Бельский, видевший эти не предусмотренные уставом действия, вздохнул и отвернулся.
Курганов осмотрелся. У пулемета лежал Тютин и что-то жевал. Его напарник Каневский набивал диски. Патрон перекосило. Каневский что-то бормотал про себя, очевидно, ругался. Тут же в траншее были Родин, Бобров и кто-то маленький, с забинтованной головой. Только подойдя вплотную, Борис узнал Игоря Копалкина.
— Что с тобой, Игорек?
— Так… — замялся Копалкин. — Ничего особенного.
— Пуля пробила щеку, — доложил Иванов, — и осколком сорвало кожу со лба.
— Так ложись скорее…
— Спасибо, товарищ командир, — вежливо ответил Копалкин, но с места не сдвинулся.
Курганов пошел дальше, а Иванов, раздав бойцам по сухарю, сказал:
— Ну вот, ребятки, дело какое: патронов у нас маловато, прямо ерунда с патронами. Надо приготовиться к рукопашной… — Он мялся, чувствовалось, что у него на языке вертится невысказанное. — Вот, ребятки… отступать — ни боже мой, лучше…
— Слушай, батя, — Бобров взял его за плечи, — ты зачем все это нам поешь? Агитируешь?
— Это ни к чему, — произнес Родин, — мы комсомольцы и всё понимаем. Можешь, батя, не беспокоиться.
Иванов смутился и хмыкнул в усы одобрительно:
— Это я так, для порядка. Знаю, что не подведете!
Борис Курганов, проходя по траншее, наткнулся на брата.
Андрей стоял, прислонившись спиной к брустверу, и смотрел вдаль.
— Ты что, не за немцем смотришь? — пошутил Борис. — Подползут и украдут тебя, герой!
— Я смотрю на Москву.
— Цел?
— Тебя не касается!
— Понятно. Сердишься? Дело твое.
Андрей промолчал, провожая брата взглядом.
«Злопамятный, чертенок! — подумал Борис. — Характер!»
В центре обороны, у развалин колокольни, его окрикнули.
— Что за черт! Ничего не видно!
— Это я!
— А, Кузя. Ишь, замаскировался…
— Тут у нас снайперская позиция оборудована, — послышался торопливый голос Чурикова.
Кто-то ухватил Бориса за руку и потащил в подвал.
— Да у вас здесь целый дот! Неплохо устроились!
— Это все Кузя…
— Не ври! Сам ведь обнаружил подвальчик. Небось подумал, что здесь батюшка мед и сало держит, а?
— Ты брось! — обиделся Чуриков. — Ты старое вспоминать не моги! Смертный бой ведем с фашистом, а я, хоть и был раньше торбохватом и домушником, теперь ша! На всю жизнь.
«А велика ли она, твоя жизнь?» — подумал Курганов и двинулся дальше.
У позиции артиллеристов его едва не застрелил полусонный часовой. Борис вяло сделал ему замечание и подошел к спящему лейтенанту:
