— Конечно, моя гречаночка, — кивнул в ответ. — Заодно посмотришь стиль, я хочу, чтобы он был блестящим, достойным того великого предмета, о котором пишу. Да, кстати, совсем забыл, у меня тебе подарок, — и граф вынул из внутреннего кармана чёрного сюртука со звёздами на груди светло-коричневый кожаный футляр, открыл его. На малиновом бархате лежал массивный золотой с эмалью браслет в виде змеи, голова её была сделана из изумруда.
— Какая прелесть! — воскликнула Мари и, забыв о политике и философии, одела его себе на руку и залюбовалась, как переливается драгоценный камень в солнечных лучах. — Мне точно чего-то не доставало на руку к этому платью, — подошла к зеркалу и повертелась перед ним. — Шикарно! У тебя отменный вкус, Федя, — призывно улыбаясь, повернулась к любовнику.
Ростопчин кинулся к ней и страстно сжал в своих объятиях.
— Так ты не забудешь дать мне посмотреть проект? — спросила Мари, переводя дух от страстного поцелуя.
— Не забуду, не забуду, — возбуждённо выдохнул потомок татарских мурз и упал вместе с красоткой Бонейль на широкий турецкий диван, покрытый узорным китайским шёлком и многочисленными мягкими подушечками, среди которых мирно похрапывала беленькая кудрявая моська. Недовольная собачонка звонко затявкала на нарушивших её покой, но даже если сейчас начали бы палить из пушек под окнами диванной, ни Федя, ни Мари не обратили бы на них ни малейшего внимания. Моська зевнула и побежала из комнаты в приоткрытую дверь на кухню попить тёплого молочка. В будуаре же звучали лишь поскрипывание металлических пружин да страстные стоны пылких любовников. А со стены напротив с небольшого портрета в овальной рамке смотрел на извивающиеся тела на турецком диване, одобрительно и иронично усмехаясь, Шарль Морис Талейран, министр иностранных дел Франции, как всегда верный своему девизу: «Пускать вперёд женщин», которому он не изменял в продолжение всей своей долгой и блестящей карьеры дипломата.
