| Его жестоко уязвляло, что жена так мало ценит его работу, и, хотя он пытался обратить это в шутку, видно было, что втайне он обижен ее замечаниями. |
| Sometimes his long, horse-like face grew red with the anger he tried to control and his eyes dark with hatred. | В иные минуты его длинная лошадиная физиономия багровела от еле сдерживаемого гнева и взгляд омрачала ненависть. |
| It was notorious among their friends that the couple did not get on. | Друзьям известно было, что супруги не ладят. |
| They had the distressing habit of fripping in public. | У них была злосчастная привычка ссориться на людях. |
| Warton never spoke to others of Mary but with admiration, but she was less discreet and her confidants knew how exasperating she found him. | Уортон неизменно говорил о жене с восхищением, но Мэри, не столь сдержанная, не скрывала от близких друзей, как муж ее раздражает. |
| She admitted his goodness, his generosity, his unselfishness; she admitted them ungrudgingly; but his defects were of the sort that make a man hard to live with, for he was narrow, argumentative, and conceited. | Она признавала его достоинства - доброту, великодушие, бескорыстие, признавала охотно; но недостатки у него такие, из-за которых с человеком трудно ужиться: он узколобый, самоуверенный и притом заядлый спорщик. |
| He was not an artist and Mary Warton cared more for art than for anything in the world. | По натуре он не художник, а для Мэри Уортон искусство превыше всего. |
| It was a matter on which she could not compromise. | В том, что касается искусства, она не способна на уступки. |
| It blinded her to the fact that the faults in Warton that maddened her were due in large part to his hurt feelings. | И потому не замечает, что грехи Уортона, которые так бесят ее, объясняются в значительной мере его уязвленным самолюбием. |
| She wounded him continually and he was dogmatic and intolerant in self-protection. | Она то и дело ранила его, а он, обороняясь, становился высокомерен и нетерпим. |
| There cannot be anything much worse than to be despised by the one person whose approval is all in all to you; and though Thomas Warton was intolerable it was impossible not to feel sorry for him. | Нет муки злее, чем презрение единственного человека, чьей похвалы жаждешь больше всего на свете, и хоть Томас Уортон был невыносим, нельзя было ему не посочувствовать. |
| But if I have given the impression that Mary was a discontented, rather tiresome, pretentious woman I have been unjust to her. |
