И Алена решала твердо:
- Ничего!
- И мне часто придется уезжать в дозор, надолго, пока не сменят. Ничего?
- Ничего! Ты - богатырь, тебе так должно.
Шепотом:
- Выдержишь?
Громко:
- Ха!
- Ты только терпи меня, - вырвалось вдруг у Ильи нежно и просяще, - не оставляй.
****
- Ну что еще там? - брюзгливо спросил Владимир, приоткрывая дверь.
В горницу, воя, ворвались няньки, повалились снопами, остались лежать. В подвываниях и воплях можно было с трудом разобрать:
- Змей...
- Украл, проклятый!
- Прямо с луга цветущего...
- Прогуливалась, солнышко наше...
- Налетел...
- Забаву Путятишну!!!
Владимир ударил ладонью по столу. Звук получился сухой и резкий, как от удара бича. Посыпались шахматные фигуры. Вой разом стих, но бабы продолжали лежать ничком.
- Змей украл мою племянницу Забаву Путятишну? Унес? Сейчас?
Невнятный вой возобновился; на этот раз утвердительный.
- Значит, слушайте, дуры. Никто Забаву не крал, все вам померещилось с сонных глаз. У меня сейчас Забава, в покоях сидит. Спать меньше надо, когда за дитем смотрите. Разоспались на солнышке. Пошли вон, дуры мясистые; которая из вас будет где про змея болтать - голову вон. Здесь Забава. Всё.
Няньки подхватились, толкаясь и не сводя с князя круглых непонимающих глаз, спинами в дверь вывалились вон.
Владимир, разом ставший мрачным, плотно закрыл дверь за ними, взглянул на Добрыню.
- Унес, значит, сволочь. Отыгрался. Дань-то людьми еще дед отказался ему платить. И что теперь - войско собирать?
- Дело деликатное, - сказал Добрыня, вставая. - Не надо войска. Сам разберусь.
Владимир кивнул. Собственно, на это он и рассчитывал, когда велел нянькам не болтать. Дело действительно было щекотливое, не для посторонних.
- А справишься? - вдруг спросил он. Добрыня понимал, почему возник этот вопрос. Владимиру все было известно о его недавней покорности ведьме. Добрыня не счел возможным скрыть это от князя.
Все это время, пока Добрыня приходил в себя и когда уже пришел, не было дня, чтобы он не думал об этом: почему его, Добрыню, так легко, играючи, одним касанием взяла в плен ведьма? Он был христианин и твердый, сознательный враг язычества, прежних порядков, при которых человек был игрушкой в руках сонмища богов, бранлчивых, склочных, коварных, мелочных и мелко мстительных. Он знавал людей, которые были неизмеримо великодушней и добрее любого из этих богов. Он знал Илью, в котором видел образец такого человека. Истинным Богом мог быть только тот Бог, который превосходил в добре любого, самого лучшего человека. Добрыня отвергал прошлое, целиком, твердо и презрительно.
