— Известно ли вам о генеральном наступлении, которое предпринято против меня? — спросил он однажды как бы между прочим у Отто Гроскопфа.
— Что? Как? Мне? Понятия не имею. Я вообще ни о чем не слышал. А в чем дело? Знаете, у нас столько про всех болтают! У меня тоже неприятности. Вздумалось же кому-то утверждать, что я ношу в портфеле сало и свиные шницели. О святой Никодим! — неужто жрать шницели, изготовленные из наших дел? Так, что ли? И ведь находятся люди, которые завидуют чужому аппетиту. Но я смеюсь над этими сплетнями. Слава богу, меня достаточно знают и, надеюсь, с самой лучшей стороны.
Он с такой силой втянул обеими ноздрями воздух, что, казалось, у него вот-вот лопнет череп.
— Да, только смеюсь! Самое главное — знать себе цену. На вашем месте, коллега, я бы не стал огорчаться из-за такой чепухи.
Тут он неожиданно чихнул и истолковал это естественное явление как знак, ниспосланный свыше в подтверждение его слов.
Генеральное наступление не явилось особенной неожиданностью для Люцианы. Не будь у нее так скверно на душе, она не прочь была бы и позлорадствовать: «Вот видишь, Мартин, значит, все-таки я была права! Так как же история с велосипедом? Что же ты молчишь?» Но, повторяем, ей было очень грустно и совсем не до шуток. Она внимательно следила за тем, чтобы Мартин не пропустил срока, предоставленного ему для объяснения.
Детей уложили в постель. Она уселась за пишущую машинку и отстучала все, что ей продиктовал муж. Нет, не все. Некоторые слова просто не ложились на бумагу. Она укладывала их мысленно и так и этак и никак не могла найти для них подходящего места. Ни одно для них не годилось. Как можно только заниматься такими мерзостями! Да еще взрослым людям! Нет, некоторые слова просто не лезли ей в голову, не говоря уже о том, чтобы влезть в машинку.
— Ну, пиши же, пожалуйста! Продолжай! Ведь так мы никогда не кончим, — сказал он с раздражением.
— Мне противно копаться во всей этой истории, — ответила она жалобно и откинулась на спинку стула.
— А мне, думаешь, не противно? — спросил он в ярости. — Но ведь я уже говорил тебе: нравится мне, нет ли — я обязан представить объяснения. Не будь ты моей женой, я бы сказал — не суйся, пожалуйста, в мужские дела.
Люциана надулась было, потом горделиво выпрямилась и с достоинством произнесла:
— Пожалуйста, продолжайте диктовать, сударь!
— Да ведь все это одна проформа, малютка, — сказал он нежно, стараясь подбодрить ее. — Одна проформа. Наш юрисконсульт доктор Себастьян Шнап сразу видит, на чьей стороне правда, прямо с первого взгляда. Ну-ка, голову выше! Все уладится. — Снова раздался неровный стук машинки.
