| Но Холли спала, лежала, как маленькая мадонна из тех, которых старые мастера, закончив, не могли отличить от Венеры Её длинные тёмные ресницы были плотно прижаты к щекам; лицо безмятежно-спокойно: желудочек, по-видимому, совсем наладился и в полумраке комнаты старый Джолион стоял и поклонялся ей. |
| It was so charming, solemn, and loving - that little face. | Такое прелестное, серьёзное, любящее личико! |
| He had more than his share of the blessed capacity of living again in the young. | Он больше, чем кто-либо другой, обладал великим умением снова жить в детях. |
| They were to him his future life - all of a future life that his fundamental pagan sanity perhaps admitted. | В них он видел свою будущую жизнь - другой будущей жизни, вероятно, и не признавала его здоровая натура язычника. |
| There she was with everything before her, and his blood - some of it - in her tiny veins. | Вот она перед ним, и все у неё впереди, и его кровь - доля его крови - в её крошечных жилках. |
| There she was, his little companion, to be made as happy as ever he could make her, so that she knew nothing but love. | Вот она, его дружок, для счастья которой он готов сделать что угодно, лишь бы она не знала ничего, кроме любви. |
| His heart swelled, and he went out, stilling the sound of his patent-leather boots. | Сердце его переполнилось, и он вышел, стараясь не скрипеть лакированными башмаками. |
| In the corridor an eccentric notion attacked him: To think that children should come to that which Irene had told him she was helping! | В коридоре у него возникла нелепая мысль. Подумать только, что дети приходят к тому, что теперь Ирэн, по её словам, старается облегчить. |
| Women who were all, once, little things like this one sleeping there! | Женщины, которые все когда-то были малышками, как та, что спит там, в детской! |
| 'I must give her a cheque!' he mused; 'Can't bear to think of them!' | "Нужно дать ей чек, - размышлял он, - сил нет о них думать". |
| They had never borne reflecting on, those poor outcasts; wounding too deeply the core of true refinement hidden under layers of conformity to the sense of property - wounding too grievously the deepest thing in him - a love of beauty which could give him, even now, a flutter of the heart, thinking of his evening in the society of a pretty woman. | Он никогда не выносил мысли о них, бедных париях; слишком глубоко это задевало истинно благородное нутро, скрытое под толстым слоем подчинения чувству собственности, слишком больно задевало самое святое, что у него было: любовь к прекрасному, от которой у него и сейчас замирало сердце, когда он думал о предстоящем ему вечере в обществе красивой женщины. |
