| Несколько раз я был на грани исповеди. |
| But each time I drew back. I was unable to face his scorn and anger. | Но всякий раз отступал, убоявшись его презрения и гнева. |
| But what most deterred me was the feeling that after all the thing was still not totally irrevocable. | Больше же всего удерживала меня мысль, что в конце концов еще не поздно все исправить. |
| I could still go to the publisher and ask to be released from my contract. | Я могу попросить издателя расторгнуть договор. |
| By offering him some pecuniary compensation I could probably even now get out of the thing altogether. | Дав отступного, я, вероятно, и сейчас еще могу с ним разделаться. |
| But at the thought of this my heart sank. | Но при этой мысли у меня больно сжималось сердце. |
| My only consolation lay in a dreadful fatalism--and the notion that I was still a free agent, and that the crime could still be avoided, was too intensely painful to entertain. | Единственным моим утешением был унылый фатализм: сознание, что у меня все еще есть выбор, что преступления еще можно избежать, было слишком мучительно. |
| The mere idea that Hugo might demand that I withdraw the book caused me such distress that I could not bring myself even to contemplate telling him of my action; and this was not because I had any longer a desire to see the book in print. | Хьюго мог потребовать, чтобы я взял книгу обратно. При одной этой мысли мне становилось так больно, что не было сил хотя бы подготовиться к признанию, и теперь это уже не объяснялось желанием увидеть свой труд напечатанным. |
| The sweetness of this prospect had been killed for some time now by my desolation at the thought of losing Hugo. | Радостное предвкушение этой минуты умерло -его убило горе предстоящей потери Хьюго. |
| It was just that I could console myself with nothing except the dreadful certainty, which I hugged closer to myself every day, that the die was cast. | Просто меня не могло утешить ничего, кроме твердой уверенности (которую я укреплял в себе день ото дня), что жребий брошен. |
| I fell during this period into such a melancholy that, although I saw Hugo as often as ever, I found it extremely difficult to talk to him. | Я впал в такую меланхолию, что мне стало страшно трудно разговаривать с Хьюго. |
