Пришлось искать и нанимать поляков-физиономистов, наделенных даром безошибочно определять нацию. Соглашались не все. Однако согласившиеся получали хорошее вознаграждение за каждую голову.
- Группа аковских парней выслеживала таких специалистов. Являлась в дом. Именем Польской республики оглашала приговор — и приводила его в исполнение.
- Прямо дома?
- Так.
- При жене, детях?
Этот вопрос не был для хозяина полной неожиданностью. - Жена и дети уничтожались следом за главой семьи. Они могли нас опознать. Помочь эсэсманам, которые за нами охотились.
- Надели бы маски.
- Правосудие в масках не вершат... Мы поляки. И не мирились с тем, что какой-то поляк служил гестапо, продавался, обрекал на муки и гибель своих сограждан по признаку расы. Мы вершили святое дело, спасли десятки людей.
- Заодно погубили десятки ни в чем не повинных.
- То была война. Мы воевали с немцами, воевали с Советами, воевали с бандеровцами.
- Но дети-то при чем? Дети?
- Ваша русская пословица гласит, — поучительно поднят потемневший от табака палец, откинута голова,— яблочко от яблони...
- По этой пословице у нас детей «врагов народа», «кулаков» сживали со света, загоняли в специальные, наподобие тюрьмы, детские дома.
- Повторяю, — назидательно настаивал хозяин, опрокинув еще рюмку, но не захмелев, — у нас шла война, какой никто не изведал. И дольше всех в мире. Мы хотели покончить с язвой нацизма, с позором антисемитизма.
- Покончили?
Я кивнул хозяину и направился к двери с бесчисленными замками.
С точки зрения профессиональной этот уход по меньшей мере опрометчив. Один из коллег, услышав о нем, выразился покрепче. Надо уметь слушать, это более ценное свойство, чем нетерпимость, хлопанье дверью. Только внимательно, вдумчиво слушая, постигаешь человека, глубоко спрятанные пружины. Под флером фраз, порой не слишком удачных, разглядишь трагедию.
Разве не трагедия — судьба благородных польских юношей, принявших миссию мщения? Разве не надломлена психика одного из них, уже в зрелые годы решившего поделиться сокровенными мыслями и воспоминаниями с заезжим литератором, которому даже недостало терпения выслушать его рассказ о бандеровцах? О каких-то новых тайнах необъявленной войны, втянувшей когда-то лейтенанта, армейского газетчика, в свою орбиту и не отпускающей поныне, обрекая то на роль невольного соучастника, то свидетеля, а то и жертвы...
Трамвайная остановка, определенная местом встречи с бывшим аковцем, находилась на Раковецкой улице. Про нее-то и был анекдот.
