У Марии, у соплеменников, разделяющих ее взгляды, меньше иллюзий — УССР никогда и никем не воспринималась как независимая республика. Методично истреблялась украинская интеллигенция, в 30-е годы голод выкосил сотни украинских сел, не получивших даже куска хлеба от Москвы, которая организовала этот мор.
По сей день меня не покидает нелепая надежда: Мария осталась в живых. Седовласая приехала на конференцию оуновцев в Киев девяносто второго года.
К ветеранам-оуновцам относятся с почтением, и я представляю себе, как семидесятилетней Марии преподносят цветы.
Новые украинские организации воздают должное Степану Бандере, его героической жизни и мученической смерти, но тянутся к Руху, где, впрочем, тоже хватает группировок и течений. Не все, однако, разделяют яростный антирусизм оуновцев, жаждут стрелять по русским.
Когда народ сам признает свою вину, свою ответственность — это одно. Когда, распаляя к нему ненависть, его требуют к ответу соседние народы — это совсем, совсем другое. Цепь ненависти нижется новыми звеньями, конца им не видно.
Незапланированная варшавская встреча чем-то напоминала кадры детективной киноленты и вряд ли могла пролить дополнительный свет на проблему.
Незнакомец, позвонив мне по телефону, на вполне сносном русском языке назначил свидание. Предупредив при этом:ему звонить нельзя, он свой номер не дает, получить его номер на телефонной станции невозможно — «заскреженный» (засекреченный). В Польше каждый вправе засекретить свой номер, его не будет в справочнике абонентов.
Я должен неукоснительно выполнять все условия встречи, не пытаясь их нарушить.
Не должен ничего записывать при разговоре и не включать магнитофон.
Когда дошло до «в-четвертых», у меня возникло желание послать таинственного собеседника подальше.
Безошибочно это почувствовав, тот заявил: во встрече заинтересован я. Кроме того, он сам — лицо официальное, член государственной комиссии по расследованию гитлеровских злодеяний и использует всякую возможность, дабы встретиться с любым зарубежным литератором. Сейчас его выбор пал на меня.
Через два дня незнакомец позвонил снова. Назвал место встречи, номер трамвая, остановку. Сойдя, пройти вперед по ходу движения. Прислониться к первому же фонарному столбу.
Встречавший был невысок ростом, опирался на трость и не закрывал рта до самого своего дома. Среди прочего он рассказал анекдот об улице, по которой мы поначалу шли. Не очень смешной, но свидетельствующий об умеренном свободомыслии рассказчика.
