С годами Великая Отечественная отступала на второй план, на задворки памяти. Однако не отпускала. А что до необъявленной войны, то на нее иной раз попадаешь, и не отдавая себе отчет. Написанное тобой, профессиональным литератором, кем-то там, наверху, признано ошибочным, «порочным», и ты становишься мишенью, объектом атаки. Еще сам не понимаешь: главный редактор газеты, директор издательства, покровительственно предостерегающие тебя, выполняют боевое задание своего начальства. Потом следуют операции более сложные: зубодробительная статья не в центральном органе, аналогичная статья, уже в «Правде», правдинская статья, но теперь с обязательной перепечаткой в других газетах. Беседы с представителями инстанций; упреки перерастают в угрозы, угрозы конкретизируются по мере твоего отказа каяться. Наступает следующий этап боевых действий. Во исполнение угроз рассыпается набор книги, готовый к выходу. Откровенные намеки на еще менее желательные последствия.
К исходу шестидесятых все стадии у меня остались позади, набор одной книги рассыпан, другой вот-вот рассыплют. Разгромная операция близится к горестному для автора завершению. Печатать его по крайней мере в ближайшее время не будут. А что будет в дальнейшем — туман, тучи.
Все это мне порядком осточертело, и зимой 1968 года я надумал воспользоваться приглашением давнего друга-варшавянина. Ах, Польша, ах, Варшава, налево мост, направо мост. Ах, фронтовая молодость, поход от Сана к чехословацкой границе...
Ни разу в Польше я не натыкался на прямую, открытую неприязнь к себе. На ненависть потому лишь, что приехал из страны «старшего брата». Однако давали почувствовать меру своего презрения к этому «брату». А если презрение, словно невзначай, перепадает и тебе, не посетуй.
- О, пан приехал из Советского Союза! Мой дедушка сидел в ваших лагерях...
- И мой отец...
- Мой брат сгинул в ваших лагерях...
«Пан» выступает как бы заведующим советскими лагерями, владельцем островов «Архипелага ГУЛАГ».
Всякая кампания репрессий в послевоенной Польше отдавалась новой волной и без того достаточно прочных антирусских настроений. Но я помнил: большинство поляков радушно встречало Советскую Армию в 1944 году.
В отличие от Марии, жительницы села N, поляки связывали с ней надежды на возрождение независимого государства, еще недавно занимавшего твердо очерченное место на карте. О том, что Кремль предпочитает правителей-марионеток, догадывались немногие. Еще не все толком знали про Катынь.
