А то еще заявляются гости от «старшего брата». Те жмут на обе педали — рассуждают о славянской солидарности и о классовой. Уже установлено: классовая зависть переводится на национальный язык.
Кстати, подумалось мне сейчас, откуда уверенность, будто мужики, толкавшие наш автобус и немецкий бронетранспортер, — поляки? Не исключено, что украинцы. Здесь их жило немалое число.
Тогда представления Марии о польском и украинском национальном характерах терпят окончательный крах. Только откажется ли она от них?
Ее благополучие, ее шальная любовь были обречены. Она не желала с этим мириться, цеплялась за зыбкую надежду: в большевике Косте пробудится голос крови. Потеряв голову, шла на риск. Не только при Косте, но и при его приятеле говорила такое, за что их общий знакомец майор Спицын укатал бы ее за Можай.
Война — зона риска. История человечества сводится к постоянному расширению этой зоны. Самолеты сбрасывают бомбовый груз на мирно спящие тыловые города. Партизаны орудуют в районах, на сотни километров удаленные от линии фронта. (Размах такого движения во времена герильи или Отечественной войны 1812 года не сравним со второй мировой войной.)
Все начинается нежеланием признать чужеземный гарнизон хозяином на своей земле. Отсюда берет начало сопротивление, многие необъявленные войны. Но лишь начало, не более того.
Наше взращенное на романтических книжках представление о партизанской войне — вольная стихия бурно вздымается снизу — не всегда соответствует действительности.
Партизанское движение на оккупированной советской земле держали под контролем партийные органы, частично подпольные, частично находившиеся по ту сторону фронта. Руководили движением специально созданные штабы на незанятой территории. Основные нити стягивались к одному из управлений НКВД. Действуя во вражеском тылу, бригада, о которой я упоминал, непосредственно подчинялась этому управлению. В ней вместе с недоучившимися студентами и классными спортсменами служили опытные пограничники и разведчики масштаба Абеля.
Украинская повстанческая армия в отличие от наших партизан и диверсионных групп, от Армии Крайовой или «лесных братьев» в Прибалтике не имела кадрового костяка. Неоткуда было ему взяться.
Но при всех обстоятельствах различие между армией и партизанским отрядом велико. В первом случае главенствует мобилизационный приказ, во втором — собственное желание идти на смертельный риск. Для вступившего в УПА этот риск не сводился к перспективе схлопотать пулю, истечь кровью; прибавлялась возможность стать жертвой Шемякина суда, угодить к стенке или на Колыму. Он не считался военнопленным. В такой необъявленной войне пленных обычно не бывает.
