— Да, было бы очень здорово. Но… что я могу сочинить, я же не Леннон, не Уотерс, не Дилан. Каков тогда будет мой вклад?
— Джон, ты меня поражаешь! Откуда столько неверия вдруг, если я своими глазами вчера видел твоё лицо, когда леди Арталиэн произнесла пламенную речь! Твоя вера и решимость были видны издалека. Что случилось?
— Да, мои чувства были искренними. Они и сейчас таковы. Но вот если бы я уже был великим музыкантом, если бы многие мои работы признали заслуженные мастера, у меня был бы громадный опыт в сочинении, как у тебя, например…
Но он не договорил — Уолтер просто взял и толкнул его в снег и начал там бесцеремонно валять!
— Что за чушь! Какие ещё, к дьяволу, «признанные», какие «заслуженные»! Они для нас вообще никто не существуют! Забудь! Ты — великий гений, здесь и сейчас. — Он немного успокоился. — Я… скажешь тоже. Просто я не боялся взяться за гитару, не испугался поверить в свои силы, что да, я — могу!.. Вставай! — И он помог подняться другу. — И не обижайся, плиз, что тебя в снег толкнул…
— Да я и не обиделся, — сказал повеселевший Джон. — Освежился, как раз умыться сегодня забыл. Да и вообще, надо теперь всем рекомендовать снежные ванны — хорошо всякую засевшую в голове дурь вышибает!
— Значит, теперь ты уже не так неуверен в своих силах, как до принятия лечебной ванны? — весело съязвил Уолтер.
— Эффект просто чудодейственный. Мы идём играть немедленно!
— Отлично, а то я всё думал найти себе оправдание, чтобы не ходить в колледж!
— По-моему, можно найти тысячу оправданий, чтобы не ходить туда, но ты нашёл всем оправданиям оправдание! — сиял улыбкой довольный Уолтер.
И они на радостях затянули «Good day sunshine»[28]. А погода стояла действительно отличная — на небе ни облачка, лёгкий морозец, и ослепительно сверкающий повсюду снег. Допев, ребята снова пошли молча. Слышно было только хруст сугробов под ногами. А лес стоял притихший — ни звука не исходило из сердца его: ни пения птиц, ни треска ломающихся веточек под заячьими лапками. Хотя, какие там зайцы…
— Гляди, Джон, мы никого не разбудили своей песней! Лес совсем притих.
— Да он таким и был до нашего прихода. Но ничего, нашими песнями мы разобьём глухую стену тишины и отчуждения в этом мире, и мир снова станет прекрасен, как сразу после сотворения!
— Это действительно самое дельное из того, что мы можем. По крайней мере, я пока больше ничего не вижу путного.
— Я тебе сегодня сыграю свою последнюю мелодию, недавно придумал. Называется «Под Сугробами Безвременья».
