силы…
Он взглянул в ее лицо. Неожиданно для себя он вдруг заметил, какие у нее
удивительные губы! Розовые, нежно-округлые, точно лепесток — Иштану
показалось, что от них и впрямь исходит легкое благоухание, как от
пригретого солнцем цветка. Сходство с цветком усиливалось их необычной
формой — тугие, с четкой границей, они казались собранными к середине,
подобно розовому бутону.
Эта только что открытая красота и особенность губ логимэ совершенно
покорила Иштана — растерявшись, он стоял перед ней, обдаваемый то
жаром то холодом, и не мог издать ни звука. «Неужели это может быть
плохо?!» — звенело у него в голове. — Та красота, что была перед ним
сейчас — неужели он неправ, любя ее?! Ведь если Эллар вложила эту
любовь в его сердце, как может она быть неправедной?.. Чувство долга
перед древним родом слабо восстало против растущего чувства, но тут же
погасло, сметенное им.
Тем временем лесная эльфа подождала немного, после чего, не поднимая
глаз, обошла веллара и поспешно зашагала прочь по коридору. Иштан еще
некоторое время не шевелился, затем вздрогнул, точно проснувшись,
проворно юркнул в комнату Аламнэй.
Тут он осторожно, но подробно расспросил эльфину насчет посещений
логимэ. К огромной своей радости он узнал, что Соик часто приходит сюда;
приходит лишь ради того, чтобы побыть с девочкой, рассказать ей сказки
— такие, каких маленькой эльфе еще никогда не доводилось слышать, — и
уйти, даже не перебросившись словом ни с кем из замка. И хотя это никак
не приближало молодого веллара к лесной красавице, одно то, что она
бывала здесь, — по сути, в его доме! — заставляло сердце петь от радости.
С этого дня он стал искать с ней встреч. Они случались не так уж и редко,
однако каждый раз столь неожиданно, что, столкнувшись с логимэ, Иштан,
как и в тот, первый, раз не мог выдавить из себя ничего, кроме банального
приветствия. Соик тоже не вступала в разговоры — она вообще была на
удивление молчаливой, не по-женски нелюбопытной; казалось, она лишь
наполовину живет в этом мире, проводя большую часть времени где-то в
глубине своей собственной вселенной. Даже взгляд ее казался каким-то
плавающим, точно дрейфующим между мирами, не цепляясь ни за что
крепко и ускользая, стоит только попытаться проникнуть в него.
Молодой веллар сперва недоумевал этой молчаливой загадочности и
ускользающему взгляду, потом стал восхищаться и тем и другим, и в конце
концов и вовсе не мог думать ни о чем ином, кроме молчания Соик, ее глаз
