С первыми лучами солнца, едва городские ворота раскрылись, впуская и выпуская ранних путников, из Сидона выехали два крестоносца на одном коне. Рядом с ними недовольно храпел Ветер, оскорбленный до глубины души. Робер не позволил себе скакать на дестриере, но на сей раз боевому коню пришлось нести на спине не только переметные сумы со скарбом и припасами, но также и щит, и копье. Крестоносцев проводили уважительными взглядами, въезжая, два тамплиера — брат-драпиер и брат-инфирмарий Антиохийского командорства, следующие по своим делам из Бофора. Брат-драпиер скосил глаза на увесистые мешочки, полные золотых и серебряных монет, перекинутые через седло его коня, истово перекрестился и произнес: «Не нам, Господи, не нам, а только для прославления имени твоего» — оттиски на больших сургучных печатях точь-в-точь напоминали профиль двух всадников, скачущих на одном коне в направлении Тира. Бургиньон, отягощенный двойной непривычной ношей, скосился на рыцарей Храма и возмущенно заржал.
Глава седьмая,
в которой выясняется, что жизнь — это чередование черных и белых полос.
Только вот где какая — знает один лишь Господь
Иерусалимское королевство, город Тир, 1227 г. от Р.Х., канун дня святого евангелиста Луки (18 октября)
Безумная летняя жара наконец-то угомонилась, и выжженная трава на склонах начала понемногу зеленеть, давая выпас немногочисленным козам. На тростниковый плетень, оглушительно хлопая крыльями, взгромоздился огненно-рыжий петух. Он качнулся взад-вперед вместе с хлипким забором, чуть не упал, но все же смог поймать баланс. Утвердившись, петух запрокинул голову, разинул клюв и закукарекал так громко и отчаянно, словно на город снова, как в старые времена, надвигалась, грозя немедленной смертью всей дворовой живности (за исключением кошек и собак), армия светлейшего султана Салах-ад-Дина.
Не успел петух завершить утренний ритуал, как на пороге невысокого глинобитного строения появился человек, в котором трудно было теперь узнать Жака из Монтелье, свободного виллана. Его лицо, руки и плечи покрылись густым темным загаром, а отросшие почти до плеч волосы, напротив, выгорели и приобрели рыжеватый оттенок.
Жак вышел на середину двора и огляделся по сторонам. Дом, в котором они с Робером прожили все лето, располагался в десяти полетах стрелы от главных городских ворот, неподалеку от ромейского гипподрома, почти на самом берегу моря. Обитатели тихого городского предместья были ливанцами-маронитами и промышляли изготовлением пурпурной краски, изобретением которой финикийский город Тир гордился еще во времена Александра Великого.
