Бальи Сидона был лыс, тучен и угрюм. Он, как и Жан Ибелин, носил на шее массивную золотую цепь, на которой болталась тяжелая печать. Лоренцо долго внимательно смотрел на Робера, жестом предложил ему сесть, а сам отошел к окну.
— У меня полгорода принадлежит мусульманам, — сказал он негромко, и в голосе его послышалась чуть затаенная грусть, — еще тут имеются тамплиеры и госпитальеры, которые никому не подчиняются. А еще венецианцы и пизанцы. А Сидон, между прочим, принадлежит к королевскому домену!
— Это вы к чему, уважаемый? — несколько удивленно спросил Робер.
— А к тому! — неожиданно взвизгнул бальи и, быстро вернувшись к столу, обрушил на дубовые доски тяжелый, унизанный перстнями кулак. — Что мне тут и без пришлых рыцарей забот хватает. Только и успевай поворачиваться. Мусульмане, христиане, пулены, крестоносцы… Вчера пришла почтовая галера — в Палермо ужас что творится! Новый папа, Григорий, не успел инаугурацию пройти — набросился на императора, словно коршун. Я сам родом из Ломбардии, знаю его отлично. Этот самый Уголино, граф Сеньи, у нас папским легатом был. Такому палец в рот сунешь — отхватит по локоть. Да что там палец — гвоздь перекусит и не поморщится. Старик ведь уже, ему, почитай, лет восемьдесят стукнуло, — а все никак не угомонится. Ох, чую, наплачемся мы от этого похода…
Робер, слушая тираду бальи, сочувственно кивал.
— В общем, так, — сказал мэтр Лоренцо, на сей раз совершенно ровным и спокойным голосом, — чтобы завтра, шевалье, духу твоего в Сидоне не было. Мне ко всему еще не хватало, чтобы под стены города прибыли разъяренные Ибелины, требуя твоей выдачи. И не вздумайте больше даже пытаться здешним купцам охрану предлагать. Хоть христианам, хоть мусульманам, хоть иудеям, хоть нубийцам. Страна наводнена неимущими рыцарями, своими и пришлыми. Все хотят королями стать или, по меньшей мере, графами. Только графств осталось всего пять. У меня семеро земляков месяц своей очереди ждут, чтобы хоть какую-то работу получить. И вообще…
Робер, не говоря ни слова, развернулся и вышел на улицу. Жак засеменил вслед за ним.
— Все, что он нам наболтал, — это чепуха, — немного придя в себя, пояснил Жаку Робер. — Я гляжу, у них все схвачено, как на Сицилии. Не отстегнешь бальи — не получишь себе дела…
Когда они, ведя на поводу оставшихся коней, медленно шли к воротам, мимо проследовал караван. На переднем верблюде сидел знакомый караван-баши, а рядом с кораблями пустыни скакали конные сержанты, один из которых был облачен в доспех, в недавнем прошлом принадлежащий злополучному Ги де Монфору.
