— Ох, бедная моя задница!
И сокрушенно потер зад.
Джек перекатился на живот.
— Ничего игра, а?
— Вот именно что игра… — сказал Ральф. — Ему было стыдно. — Мне тоже один раз так на регби заехали — страшное дело.
— Хорошо бы нам барабан, — сказал Морис. — Тогда бы у нас было все честь по чести.
Ральф глянул на него:
— В каком это смысле — честь по чести?
— Ну не знаю. Нужно, чтоб был костер, и барабан, и все делать под барабан.
— Нужно, чтоб свинья была, — сказал Роджер, — как на настоящей охоте.
— Или кто-то чтоб изображал, — сказал Джек. — Надо кого-то нарядить свиньей и пусть изображает… Ну, притворяется, что бросается на меня, и всякое такое…
— Нет, уж лучше пускай настоящая, — Роберт все еще гладил свой зад, — ее же убить надо.
— Можно малыша использовать, — сказал Джек, и все захохотали.
Ральф сел.
— Ну ладно. Так мы в жизни ничего не выясним.
Один за другим все вставали, одергивая на себе лохмотья.
Ральф посмотрел на Джека.
— Ну, а теперь на гору.
— Может, к Хрюше вернемся, — сказал Морис, — пока светло?
Близнецы кивнули, как один:
— Ага. Точно. А туда утром пойдем.
Ральф оглянулся и снова увидел море.
— Надо же костер развести.
— У нас Хрюшиных очков нет, — сказал Джек. — Так что это пустой номер.
— Зато проверим, есть там кто-то на горе или нет.
Нерешительно, боясь показаться трусом, Морис проговорил:
— А вдруг там зверь?
Джек помахал копьем.
— Ну и убьем его.
Солнце убавило жар. Джек выбросил копье вперед.
— Так чего же мы тут ждем?
— По-моему, — сказал Ральф, — можно пойти по берегу, до того выжженного куска, и там на гору подняться.
И снова Джек пошел впереди — вдоль тяжких вдохов и выдохов слепящего моря.
И снова Ральф размечтался, предоставив привычным ногам справляться с превратностями дороги. Но тут ногам приходилось уже труднее. Тропка жалась одним боком к голым камням у самой воды, с другого ее теснил черный непроницаемый лес, и то и дело она перебивалась камнями, которые они одолевали на четвереньках. Карабкались по скалам, обмытым прибоем, перескакивали налитые прибоем ясные заводи. Вот береговую полосу рвом рассекла лощина. Она казалась бездонной. Они с трепетом заглядывали в мрачные недра, где хрипела вода. Потом ее накрыло волной, вода вскипела и брызгами, взметнувшимися до самых зарослей, окатила визжащих, перепуганных мальчиков. Сунулись было обогнуть ее лесом, но их не впустила его вязь, плотная, как птичье гнездо. В конце концов, стали перепрыгивать лощину по очереди, выжидая, когда схлынет волна; но все равно кое-кого окатило еще раз. За лощиной скалы показались непроходимыми, и они посидели немного, выжидая, пока подсохнут лохмотья, и глядя на зубчатый очерк прокатывающихся мимо валов. Потом нашли фрукты, обсиженные, как насекомыми, какими-то пестрыми птичками. Потом Ральф сказал, что надо поторопиться. Он влез на дерево, раздвинул ветки и убедился, что квадратная макушка все еще далеко. Потом прибавили шагу, и Роберт ужасно расшиб коленку, и пришлось признать, что на такой дороге спешить невозможно. После этого пошли уже так, будто берут опасный подъем, но вот, наконец, перед ними вырос неприступный утес, нависший над морем и поросший непролазными зарослями.
