Плач Персефоны | страница 57



Странно, как многое изменилось с тех пор. Все вдруг оказались поглощены общими, далекими от разнообразия мыслями. Чудится, даже не понадобилось внешних сил, чтобы объединить всех под одним унылым знаком, а власть – на этот раз действительно безраздельная – просто явилась на шум единодушного призыва. Все сладилось как-то само собой, без несогласных, без криков со стороны, без сторон вообще; и очень похоже, что навечно.

Равно стерлось происхождение первой, никому не видимой, но крайне честолюбивой персоны с красивым именем – Вирус. Сплетням не было числа, однако прибрался подошвами и скрылся под пылью след первого заболевшего. Все, как заведено, возникло само собой, в уксусе воплей и масле стонов, но по-прежнему без несогласных. Скоро инфекция явилась всюду. Еще кое-кто побубнил сомнения, посверялся с бородами, да только крупами всё не проливались небесами. Чиркнули о лбы спички, и условились умы попридержать. А не успевшие окончательно отмереть и отпасть противоэпидемические службы смиренно занялись наблюдением и регистрацией происходящего.

Спустя почти десятилетие представляется удивительным, как это никто не догадался, что за жнец раззудил плечо над упавшим во сне Градом. Еще немало разгуливало думающих самостоятельно людей. Но вот подобное (на сей раз безо всяких допущений) в прошлом. А слово, так и не посетившее ничьей головы, было – оспа. Почти до самого конца эпидемии заболевание старались никак не называть. Говорили просто «болезнь», некоторые особо энергичные журналисты откапывали и нередко, пожалуй, изобретали, смелея над беззащитными буквами, разнообразные экзотические названия.

И тем не менее пожаловала оспа. Самая что ни на есть натуральная.

Одной из активно распространяемых в Граде версий ее возрождения из небытия средневековья стала, само собой, гипотеза (уверенно подросшая до истины) хвори от щедрот враждебных соседей. Иных, впрочем, и не было.

Как бы то ни было, стеснительный немногословный Град, лишь незадолго до того в очередной раз открывшийся международной жизни, снова оказался в кольце изоляции. Всем детям на определенном этапе старения свойственно стесняться своих смурых и небогатых родителей. Так и соседи, инстинктивно чувствуя, что народ, безмолвно засматривающийся на землю под ногами, видал когда-то их разрозненные появления, отвернули свои скептические подбородки.

В этот раз, однако, карантин превзошел все бытовавшие ранее, будь то экономического, бранного или же просто поносительного толка. За сложившимися обстоятельствами попрятались охотники до остатков ресурсов недр, топчемых простодушными градовцами. Разочаровали заодно и прославленные церковно-острожные увеселения Града, если были они не на открытке или боку пивной кружки, и загадки его ныне покрытых сыпью душ, если они не изливали отныне свои горести за успокоительным экраном.