За стеклянной стеной одного из ресторанов трапезничал одинокий месье с белой салфеткой на груди, жёстко подпиравшей подбородок. Этот явно не был втянут «случайно»: медленно, сладострастно, священнодействуя, посетитель уничтожал устриц, которые огромной горой, усыпанной бриллиантами мелких льдинок, лежали перед ним на блюде. Катерина с любопытством наблюдала ритуал – не только сама никогда этих моллюсков не употребляла, но и не видела, как это делают другие, – месье сжимал правой рукой лимон, обдавая очередную жертву убийственными каплями сока, после чего отправлял нежное, съёжившееся в предсмертной судороге тельце себе на язык.
Сверяя свой маршрут с картой, Катерина дошла до Триумфальной арки, рассмотрела освещённые прожекторами фризы и скульптуры, затем побрела в обратном направлении. Станции метро встречались на каждом шагу – удивительно короткие пролеты по сравнению с Москвой.
Вдруг Катерине пришло на ум зайти в кинотеатр – отдохнуть. В разных залах шли разные фильмы. Она выбрала тот, который начинался через десять минут. Купив билет и горстку горячих каштанов, она вошла в небольшой и узкий, как пенал, зал. Уселась поближе к выходу. Погас верхний свет, а на полу зажглась гирлянда красных лампочек – ориентир для опоздавших. Фильм был немудреный: про войну и мир, любовь и измену, всё это относилось к древним временам, то есть было старо как мир, а потому особого сосредоточения, равно как и знания языка, не требовало. Катерина просто отдыхала, жевала остывшие каштаны, собирая в ладонь шелуху, а когда зажёгся свет, её поразило количество оставленного на полу и сиденьях мусора. Всё стало ясно, когда через служебную дверь в ещё не окончательно опустевший зал вошел уборщик с пылесосом, чтобы к следующему сеансу обеспечить полную чистоту. Надписи «Соблюдайте чистоту» нигде не было.
Давно и долго мечтала Катерина побывать в Париже. Оказавшись в городе своей мечты, она бродила, как во сне, но что-то мешало расслабиться, прильнуть к живой, плотной стати уникального города.
В воскресенье Катерина отправилась на Монмартр. Бродила меж художников, картин, иноязычного люда всевозможных рас и национальностей. Устала и, решив, что это довольно скучно и похоже на все уличные вернисажи мира, собралась выбраться из толпы и свернуть на какую-нибудь безлюдную улочку, как вдруг услышала громкую русскую речь. Толстый, красный и хмельной художник – эдакий Иванушка-дурачок – распинался на весь Монмартр: «Я – коммерческий художник, мне посмертная слава не нужна, я хочу при жизни хорошо жить!» Всё это он выкрикивал в лицо стоявшего рядом забулдыги, кивавшего головой в знак согласия и ожидавшего, по-видимому, благодарности от художника за свою с ним солидарность. Картины «дурачка», как ни странно, были неплохи, и Катерина, которая ещё ни разу в Париже ни с кем не разговаривала, подошла и спросила: «Ну и как, продаётся?» «Иванушка» оказался занудой, принялся подробно отвечать на вопрос, так что Катерина начала постепенно пятиться, чтобы скрыться от словоохотливого соотечественника. Однако это оказалось не так-то легко – художник схватил девушку за руку, кричал, что всё здесь х. ня, кроме его гениальных картин. Катерина согласно покивала головой и, пообещав, что через пять минут вернётся, затерялась в толпе.
