«Я в Париже, я в Париже… Наконец-то я в Париже». Перебирала журналы, которыми был завален письменный стол, рассматривала безделушки, потом все-таки легла под звёздным потолком, справедливо решив, что утро вечера мудренее.
Когда наступило светлое, пахнущее чужими запахами, уже не слишком раннее парижское утро, Катерина, позавтракав йогуртом, сыром и колбасой, оставленными для неё в холодильнике Франсуазой, спустилась по деревянной винтовой лестнице, пропитанной очень острым, не то химическим, не то парфюмерным запахом, и вышла из подъезда в переулок. Два чернокожих человека в комбинезонах салатного цвета засасывали в огромный зев мусороуборочной машины разбросанный по переулку мусор: скомканные пакеты, банановую кожуру, собачьи кучки, использованные билеты, яркую и красивую, как цветы, обёрточную бумагу. Несмотря на большое количество валяющихся отходов, переулок благоухал, как магазин ТЭЖЭ (бабушка говорила, что в Москве когда-то так назывались парфюмерные магазины).
Разглядывая магазины, дома и людей, Катерина добрела до станции метро. На верхней ступени ведущей вниз лестницы дремала собака типа немецкой овчарки, положив морду на вытянутые лапы. Почувствовав взгляд, она подняла глаза, которые неожиданно оказались небесно-голубого цвета.
Итак, она в Париже. Катерина даже ущипнула себя, но кожа не про-щипывалась. Вокруг стоял весёлый гул. Люди улыбались, всё играло яркими красками, как будто это был не обычный будний день, а яркий, весёлый праздник.
Спустившись под землю, девушка опрометчиво остановилась у лотка с бижутерией – чего там только не было! Латиноамериканец с белоснежными зубами что-то быстро говорил, поднося к ушам Катерины всевозможные подвески. Пришлось какие-то висюльки купить, чтобы не обижать ревнителя красоты. У огромной негритянки с миллионом забранных в хвост мелких косичек Катерина приобрела проездной билет в вагон второго класса и, оснащённая схемой метрополитена, картой Парижа и путеводителем на русском языке, заботливо заготовленными для неё Франсуазой, вошла в вагон парижского метро. Внимательно читала на остановках названия станций, на «Champs Elise,s» выскочила из вагона и вышла на улицу.
Над Парижем уже сгущались сумерки. Знаменитая улица зажигала огни, сверкала, переливалась, расточала улыбки и ароматы, кишела сотнями гладких женских ног. Двери кафе, ресторанов и забегаловок были открыты настежь, у каждой стоял зазывала, с которым – Катерина поняла это сразу – не стоило встречаться взглядом: затянет, как пылесос песчинку. Люди сидели за столиками, стоявшими повсюду на улице – погода была на редкость тёплая для этого времени года.
