Мальчик робко пробормотал:
— Да, мисс… — и тронулся с места.
— Стой, — остановила его мисс Гарби. — Поди сюда. Ты зачем идешь? Как ты скажешь маме?
— «Школьный фартук», — пролепетал мальчик.
— «Пожалуйста, миссис Гарби, мисс Гарби просит вас прислать ее другой школьный фартук для мисс Бренгуэн, потому что она не захватила своего».
— Хорошо, мисс, — пробормотал мальчик, кивнув головой, и двинулся. Мисс Гарби поймала его за плечо и повернула.
— Как ты должен сказать?
— «Пожалуйста, мистрисс Гарби, мисс Гарби нужен фартук для мисс Бронгуин», — чуть слышным голосом пролепетал ребенок.
— Мисс Бренгуэн, — со смехом поправила мисс Гарби, отпуская его. — Стой, тебе лучше взять зонтик. Подожди-ка.
Услужливый мальчик был награжден зонтиком мисс Гарби и ушел.
— Смотри, не задерживайся, — крикнула ему весело мисс Гарби. Затем, повернувшись к Урсуле, громко заметила:
— Он страшно медлителен, этот мальчуган. Но, знаете, он совсем не так плох.
— Да, да… — подтвердила Урсула слабым голосом.
Ручка двери щелкнула и они вошли в большую комнату. Урсула оглянулась. Каким неуютным, холодным выглядело это помещение, от которого веяло суровым, длительным безмолвием. Сбоку была перегородка до половины стеклянная с рядом открытых дверей. Бой часов гулко раздался в тишине, а голос мисс Гарби удвоил свою звучность в этом безмолвии.
— Это большая комната, а вот место вашего отделения. Пятое, шестое, седьмое отделение. Ваше — пятое. Здесь.
Она стояла у самых дверей большой комнаты. Там возвышалась небольшая учительская доска, обращенная к четырехугольнику целого ряда длинных скамеек. На противоположной стороне виднелись два высоких окна.
Урсула была потрясена и испугана. Своеобразное, безжизненное освещение придавало комнате особый вид. Казалось, что она была непосредственным продолжением дождливого утра. Отчаяние и ужас охватил ее от сознания, что она заперта в этой суровой, безжалостной атмосфере, куда не долетало ни малейшего отголоска обычной дневной жизни. Даже окна были замазаны и давали странный тусклый свет.
Она была в тюрьме. Она поглядела на стены, окрашенные зеленоватой масляной краской с темно-коричневой панелью, на громадные окна с жалкими геранями у тусклых стекол, на длинный ряд пюпитров, выравненных в четырехугольник, и страх охватил ее с новой силой. И это был новый мир, новая жизнь, которая внушала ей ужас. Взволнованная, она вскарабкалась на свой стул у учительской кафедры. Он был так высок, что ноги не доставали до земли и пришлось упираться на перекладину. Приподнятая над землей, она была теперь облечена своей должностью. Как все это странно и непонятно, как не похоже на те мечты, которые возбуждала в ней завеса дождя, сопровождая ее от Кёссей. Мысль о своей родной деревне вызывала в ней острую тоску; ей показалось, что она навсегда утратила ее.
