Борщеев, решив проверить нет ли в туалете отлынивающих от утренней физической зарядки курсантов, начал открывая дверцы, проверять все кабинки. Так и вышло, в двух кабинках нашёл-таки пару зазевавшихся. Дверь в последнюю, в самом дальнем углу туалета, была закрыта изнутри. Он дёрнул за ручку раз, другой. Безрезультатно, постучал кулаком и скомандовал:
– Товарищ курсант, откройте дверь и выходите! – и уже, радуясь удаче, добавил, – Я вас поймал!
В ответ глухо с натугой:
– Не могу.
– Ах так! – Старший лейтенант схватил стоящую рядом швабру, согнулся и начал тыкать ею в щель под дверью, пытаясь попасть по ногам закрывшегося, – я те щас покажу «не могу», я те щас устрою! А ну открывай, паскуда!
Ну, так бывает в жизни, приспичило человека с утра, а его по ногам шваброй, да ещё паскудой обозвали. Сидящий в кабинке курсант, не вставая, открыл щеколду и что есть силы ткнул кулаком в дверь:
– Да на, смотри!
Трудно сказать, какие векторы силы и где сошлись воедино, но, в общем то лёгкая дверца, заставшая Борщеева в позе «Z», долбанула его в лоб так, что он, попятившись задом, опрокинулся в гигантский писсуар…
Вы когда-нибудь держали в ладонях маленького ёжика? Он сначала сворачивается в колючий комочек, а потом, расслабившись, раскрывается, и ты видишь розовые лапки, серенький животик и миленькую мордашку с глазками-бусинками. Вот примерно такую картину и напоминала сцена в туалете…
Только вместо ладони был заполненный писсуар, а в нём лежал и мычал, скрюченный в комок, дежурный по факультету, а вместо розовых лапок – полустоптанные хромовые сапоги, да ладошки, сложенные на груди. Лицо Борщеева в слегка искривлённой улыбке, выражало искреннее удивление, фуражка сбилась на ухо, но удержалась на голове.
На шум сбежались дневальные, достали старшего лейтенанта из писсуара, но отряхивать не стали. Так он, удивлённо улыбаясь и ушёл из расположения, а из пистолетной кобуры тонкой струйкой бежала пахучая жидкость, оставляя за ним извилистый след…
С тех пор Борщеев возненавидел нашу роту, искал любой удобный случай отомстить, или просто нагадить. Однажды, воскресным вечером, он все же отважился зайти к нам в расположение. Первым делом он остановил в коридоре проходящего мимо курсанта, который был в одних кальсонах, прочитал ему мораль и заставил его отдавать честь. Вся рота мгновенно, не сговариваясь, приняла правила игры. Вокруг Борщеева завертелся хоровод, пока тот шёл по центру расположения, ребята забегая, обгоняя его, кто по форме, кто в исподнем, разворачивались и, имитируя «Кремлёвский шаг», высоко поднимая ноги, молодцевато топали ему на встречу и отдавали честь. Борщеев, отвечая на приветствие, довольно улыбался. Обратно он уже шёл с видом императора присутствующего на собственной коронации. Да видно расслабился, не понял происходящего, решил зайти в туалет, там подошёл к уже знакомому писсуару. Пристроился и собрался было справить нужду, как вдруг у него за спиной резко открылась дверь туалетной кабинки, находящийся там курсант, не одевая штанов вскочил и гаркнул:
