Судя по ее виду, она и впрямь решила бросить меня на произвол судьбы.
Не может она так со мной поступить.
Слушай, говорю я, стараясь не впадать в интонацию маленькой девочки, на которую невольно сбиваюсь в таких ситуациях. Слушай, ты ведь должна понять. Я устала защищаться, потому и вела себя так. В конце концов, с твоей стороны тоже нехорошо говорить, будто единственная непреложная истина, с детства вдалбливаемая нам в стране, которую мы можем звать отечеством или родной страной, — это валовой общественный продукт. Подобные заявления граничат с кощунством.
Она остановилась, положив ладонь на ручку двери.
У меня в голове вертятся начальные строки песни, исполняемой женским ансамблем: «На дороге под булыжником песок, вырви же камни из песка…»
Передали один раз по радио — и хватит: лучше что-нибудь в мужском вкусе.
У Паулы и в мыслях нет вернуться на свое место.
Слушай, говорю я, ты уж прости.
Она по-прежнему не трогается с места, и я спрашиваю себя, не подарить ли ей примирения ради что-нибудь из моего гардероба.
Наконец она опять усаживается за стол и говорит, что хотела бы получить мои волосы. Одежду мы уже и так делим.
Я, мол, должна отрезать волосы для ее куклы с фарфоровой головкой и прической из синтетики.
Знаю, когда-нибудь она эту куклу уронит.
