— Да без вопросов!
— Ну и хорошо. Кстати, непьющий? Смотри, а то с любителями заложить за воротник у меня разговор короткий. Выпить можно по рюмашке, но в нерабочее время, а на смене — чтобы как огурчик. В общем, у нас завтра смена в 8 утра начинается, собираемся вон в этой будке.
— А ночевать ему где? — спросил Костя.
— Ну, извини, Константин, это уже не моя забота, — развел руками Лексеич. — Скажи спасибо, я твоего найденыша работой обеспечил.
— Тогда можешь у меня пристроиться, я уже два года как развелся, один живу, — предложил мне новый знакомый. — А хата моя вон как раз возле эстакады. Не хоромы, но жить можно.
— Спасибо, я постараюсь как можно скорее угол снять, а за постой заплачу с первой же зарплаты.
— Брось, — отмахнулся Костя. — Все равно одному скучно, будет хоть с кем поговорить… Ты это, покрутись тут пока, осмотрись, а мне работать надо — вон «трамп» причаливает, как раз по нашу душу. Если потеряешься — спроси Костю Седова, меня тут все знают. Или лучше подходи к той будке, что Лексеич показывал. У нас смена до восьми вечера, а после смены мы там собираемся. Кстати, послезавтра аванс, можешь его себе оставить, а там уже, если жилья не найдешь, будешь свой хавчик сам оплачивать. Ну все, я пошел, а ты особо не лезь на майдан, помалкивай больше и присматривайся. Сработаемся.
— Товарищ Сталин! Разрешите?
— Входите, товарищ Поскребышев. Что у вас?
Заведующий канцелярией Генерального секретаря ЦК ВКПк(б), неслышно ступая по устилавшему пол хозяина кабинета мягкому ковру, приблизился и протянул распечатанный конверт.
— Что это?
— Письмо на ваше имя, товарищ Сталин.
— От кого?
— От некоего Ефима Николаевича Сорокина. Он либо сумасшедший, либо… Даже не знаю, как сказать, — волнуясь, Поскребышев испытал зуд в районе шеи, но усилием воли сдержал непреодолимое желание почесаться. — Наверное, вам самому лучше прочитать, потому что мы с товарищем Власиком так и не смогли прийти к единому мнению, что же это такое. Слишком уж фантастично, но при этом упоминаются реальные факты, которых не мог знать посторонний человек. Помните, товарищ Сталин, я вам докладывал об убийстве Фриновского и следователя Шляхмана? Этот момент в письме также упоминается.
— Ладно, ступайте, товарищ Поскребышев, я вас вызову, если понадобитесь.
Оставшись один, Сталин отложил в сторону свежий номер «Правды» со своими пометками красным карандашом на полях, из пачки папирос «Герцеговина Флор» выбрал одну, поднес спичку, пыхнул пару раз, удовлетворенно крякнул, прогоняя от себя мысли о запрете врачей на курение, и только после этого взялся за письмо. По мере того, как он погружался в чтение, выражение его лица оставалось неизменным, и лишь в прищуренных глазах можно было прочитать, что повествование его всерьез заинтересовало.
