— Его зовут Лимон, — объявила женщина, помогая мне снять куртку. Голос у нее был зычный, грубовато-назидательный. Поэтому я промолчала, ничем не выдав удивления — Лимон так Лимон, главное, что не лимонка.
— Иди в ванну, — бросила опять женщина, натягивая мокрую куртку на вешалку.
— Зачем? — не поняла я.
— Греться. Вымокла вся. Простыть хочешь?
Я растерялась — похоже, женщина принимает меня за Изабеллу. Может, не так мы с ней и несхожи? А может, женщина подслеповата? Но что спорить и гадать? Нужно воспользоваться предложением, а потом расставлять акценты. Она права — от холода меня уже дрожь пробрала, только заболеть и осталось…
— Сейчас полотенце и халат дам, да чай поставлю.
В ванне я сидела долго и чуть не заснула, расслабившись в теплой воде.
Вышла и первое, что услышала:
— Иди ложись. Я тебе постелила в комнате. Чай туда принесу. Таблетки надо?
— Какие?
— Обезболивающие. Ты контуженная? Доходит, смотрю, через паузы.
— Вы за кого меня принимаете?
— За полумертвую. Давно мне серо-зеленые лица видеть не доводилось.
Я смотрела ей в глаза: она не слепа? Тогда зачем хлопотать? Сочувствие?
— Я не стою ваших хлопот.
— А ты меня еще поучи, девочка, — бросила, поддержав меня за талию, помогла дойти до дивана, уложила, заботливо укрыв теплым одеялом. Я зажмурилась, чтоб скрыть навернувшиеся слезы:
— Вы как моя бабушка.
— Жива?
— Нет. Пять лет, как умерла.
— Давай помянем. Заодно. Сорок дней, как Валентина, сестра моя, умерла. В один момент скрутило. Сердце. Бэлка, дочь ее, племяшка моя, по контракту служить удумала и уехала. А Валя и так слаба сердцем была, а после отъезда вовсе занедужила. Бэлке-то, вертихвостке, что на мать? Ни одного письма ей не написала. А тут Валя звонит, блажит в трубку, мол, почуяла она, что с девочкой ее беда приключилась. Я успокаивать: что с ней случится? Здорова, что твоя лошадь. Хоть мешки вози. Не слушала Валя, разнервничалась. Пока я к ней доехала… Вот как бывает: есть человек и нету… А ты не из-за Изабеллы приехала? Оттуда ведь, правильно я подумала?
— Да.
— И чего? Сама-то она? Неужто к матери на похороны отпустить не могли?
— Служба…
— A-а! Брось! Служба!.. Нечего соваться было, девке на войне не место. Печаль одна. Нет, заработать она хотела. Да не верю я тому, вляпалась, с компанией связалась, Юрку ее посадили, и ее б потянули, вот и помчалась, хвост задрав. Едино ей, что в Афганистан, что на БАМ, лишь бы подальше… да нету БАМа-то. А ты зачем потащилась? Тоже, поди, накуролесила?
