Я потерла висок, не спуская взгляда с листка бумаги. Пальцы дрожали, и в горле стало сухо.
И все-таки я протянула руку и взяла лист: что же там старая маразматичка выдумала?
«… дом наш в аккурат по вашей квартире разлом дал и осел, только по краям по подъезду и осталось. Кому повезло — выскочить успели либо дома вовсе не было, а твои…»
Бред, чушь.
Неправда. Какой дом? Как осел?
«Говорят, какие-то воды фундамент размыли или чего там, я уж не поняла, только все уж едино усопшим-то»…
Я скомкала лист, словно именно он был причиной беды, а потом встала и пошла, не зная куда, лишь бы сбежать от этих дурных вестей, и не замечала, что продолжаю сжимать письмо в кулаке.
Вышла на улицу и взглядом обвела модули, БТРы, камни, скалы: что я здесь делаю? Где деревья? Липы, березы, тополя? Где мой дом? Мама?.. Где мама?.. Отец?..
Я шагала, не зная куда, и не видела растерянных, озабоченных взглядов парней, Ягоду, застывшего с папиросой на полпути ко рту. Я искала родителей, до крика, до воя не желая верить, что не найду, что их уже нет. Я не плакала, лишь кривилась, ненавидя туман перед глазами, эту коричневую землю, горы, модули. Мне хотелось сбежать, вырваться за укрепзону, посты — в горы. В итоге наткнулась на БТР и стояла, тупо разглядывая машину. Сота, рядовой Сотников, выглянул из-за другого борта, силясь понять, что я изучаю.
— Эй, сестренка, — помахал рукой перед глазами. — Очнись. Ты чего? Заболела?
Сколько участия в голосе, будь оно неладно!
Меня развернули чьи-то руки: Сашка.
— Лесь, мы картошку достали.
— Картошку?
Он издевается? Какая картошка? Где? И почему он смотрит на меня с сочувствием?!
Меня заколотило. Я замахнулась кулаком, в котором намертво был зажат проклятущий листок, но не могла же я ударить своего брата, пусть он и кощунствовал, говоря о какой-то картошке, когда моя мама…
Мою руку перехватили, крепко сжав у запястья, забрали письмо, и я поняла, что меня отвлекали. Это разозлило, воспринялось как предательство, и слезы сами собой брызнули из глаз:
— Как вы можете? — прошептала я и поняла, что сейчас закричу.
Сота читал письмо. Рядом стоял Ягода, заглядывая ему через плечо. Как они могут читать чужие письма? Я качнулась к ним, желая забрать его, но Сашка прижал меня к брони:
— Тихо, сестренка.
Предатели! Я оттолкнула его и побежала прочь, захлебываясь слезами. Запнулась о камень и шлепнулась на коричневую землю. Больно, почему же так больно…
— Мама?! — прошептала, с трудом поднимаясь. — Мамочка, папочка, мама…
