Бесстыдно улыбаясь зрителю, едва прикрытая опахалом из розовых страусовых перьев подпирая голову кулачком и болтая в воздухе ногами лежит животом вниз натурщица. Лицо спрятано под розовой же маской, обнаженные плечи и стройные длинные ноги словно бархатные, освещены утренним солнцем. Скорее для холостяцкого интерьера картина. Только взгляд не игривый, а дерзкий, повторяет еще один, более знакомый статскому советнику. Те же зеленые глаза, да и пальцы такие же длинные. Форма губ похожа. Или? Не может быть! Он потрогал холст — масло еще не окаменело, значит совсем свежая.
Прическа высокая, старинная, цвет волос ни о чем не скажет, хотя явно намекает. Родинки на ногах ему не знакомы, а вот эта, маленькая точка на левой груди точно запомнилась с того майского утра в белокаменной, когда графиня демонстрировала свои познания в медицине, бесстыдство и значительную часть декольте.
Нет, кто не знает ее, не заподозрит подвоха, но ему стало как-то неуютно.
Минут сорок потратил на эту картину и уверовал в собственное открытие. Перед обедом встретил ее, озабоченно пробегающую по лестнице в амазонке. Обожает прогулки на своей престарелой кобыле. Странно, что не купит новую, но тут вопрос привязанности: граф рассказывал, как она практически по-цыгански свела ее со двора.
— Холст этот, Ксения Александровна… — ну вот как начать такой разговор?
— Да? — холодный взгляд исподлобья.
— Неприличная картина для публичного обзора. Ее бы куда в приватное помещение вешать, коли уж так полюбилась.
— Как Вам будет угодно. — даже спорить не стала. — Демьян, голубчик, подойди.
Немой уволок холст наверх. Теперь оригинал и копия будут в одной комнате. Наивность советника продержалась до ужина. Покуда Ксения вновь проверяла швы, лакей и дворецкий внесли портрет в его комнату и тут же приколотили гвозди для рамы.
— А то как-то здесь стены слишком голые. — небрежно бросила хозяйка.
Комментировать это безобразие Тюхтяев не стал. Но теперь этот взгляд не оставлял его даже ночью.
Весь вечер Ксения мерила шагами третий этаж и он слушал ее. Давно не жил в одном доме с женщиной, и все не так, как было с женой. Эта не будет бледной тенью сидеть за рукоделием и послушно следовать чужой воле. Но беспокоится все сильнее. Что же изменилось? И уже на границе сна и яви Тюхтяев понял, что не так — граф обещал зайти, но не появился.
Днем все этажи огласились радостным визгом.
— Николай Владимирович! — и топот по лестнице.
