— А это твоя картина висит над Джедовым креслом? Где трое детей в комнате вроде вашей и мужчина, только не такой красивый, как ты?
— Хмммм. Ну да, моя. Кажется, не совсем уж дрянь.
— Ты ее написал, когда Дайлис ушла, я так понимаю?
— Да. Мне тогда хотелось показать себя трагической фигурой.
Анджела сочувственно кивнула:
— Впредь клянусь считать тебя достойным всяческой жалости.
— Ты не подведешь. Спасибо.
Она снова рассмеялась (к моему облегчению), а затем потянулась и вздохнула. Я сидел не шевелясь.
— О чем ты сейчас подумал? — спросила она.
— О Густаве Климте.
— Про мою картину над кроватью?
— Это очень знаменитая картина. Он очень эротичный, Климт… — Меня вдруг переполнили чувства, и я слышал свои слова, как они выходят из меня хриплым шепотом. — Анджела…
— Да?
— Мне было так хорошо эти два дня. Мне нравится быть с тобой. Смотреть на картину, думать, что она висит над тобой, а ты под ней спала с другими. Я от этих мыслей сам не свой.
— Почему?
Я изо всех сил старался не выдать волнения.
— Мне не хочется стать очередным лягушонком, которому поцелуй не помог превратиться в принца.
Я замолчал. Она смотрела на меня.
— Останься у меня, — сказала она. — Вряд ли завтра утром я услышу кваканье.
Я позвонил Дайлис на мобильник.
— Дайлис, привет, это Джо.
— Да, я тебя узнала.
— Я хочу кое о чем поговорить. Мы можем встретиться?
— О, господи. Что, так срочно? — Через несколько недель нас ждал неизбежный предрождественский разговор.
— Это важно, — сказал я. — Насчет…
— Думаю, я и так уже знаю, насчет чего. Давай при встрече, ладно?
Наши телефонные отношения всегда были весьма хрупки, но так меня еще ни разу не отшивали.
— Как угодно, — согласился я. — Больше ничего полезного мне не скажешь?
— Нет, — отрезала Дайлис. — У них все хорошо.
Разговор происходил утром в пятницу, когда мы часто разговаривали. Дети переезжали ко мне, и я звонил из дома, придя с работы пораньше, чтобы привести родительское гнездо в надлежащий порядок. Моя работодательница относилась к этому с пониманием. Естественно, ведь чуть позже мы набросимся друг на друга с бесстыдной страстью и будем шутить, что это мне причитается вместо денежного вознаграждения. Мне предстояло идти за детьми через час.
— Детям ты ничего не хочешь передать? — нажимал я.
— Просто передай привет, хорошо?
Я сел на диван и снова прокрутил наш разговор. Поговорить я хотел про Анджелу. Прошел месяц и неделя с тех пор, как она появилась у меня под стремянкой, и с того дня в моей жизни многое поменялось. Например, на улице, стоило мне выйти, у меня под ногами расстилался ковер из розовых лепестков, небо над головой сияло волшебной радугой, воробьи и малиновки садились ко мне на плечи и пели песню «Ты — солнечный свет моей жизни». И это еще не самое прекрасное. За все это время мы провели не вместе только одну ночь, и то для меня это было многовато. Анджела все время находилась здесь, даже когда Глория, Джед и Билли жили в Папином Доме. И эти события, как и все, что происходило на Саут-Норвуд-Хай-стрит, конечно, не укрылись от радара парикмахера Лена.
