Филипп Удушливый сам подошел к арестантской, вынул из пробоя деревянный кляпышек, заменявший замок, сбросил наметку и открыл за решетку двери.
– Потеснитесь, братцы, сколь полагается. Не первый, не последний. Поди, блох у вас тут – море.
Снял рваный полушубок, аккуратно положил его в угол и с удовольствием растянулся на шершавом полу.
– Покойно у вас, не в пример с волей.
Зевнул. Прикрыл глаза ладонями. Тихо засмеялся, крутя головой.
– Дома будут ждать обедать… Вот ти Влас Иваныч Пол фунтиков… И из-за чего он, милый, старается, народ мутит: баба сверху мужика… Этого даже в мысли не положишь… Самогоночка нас, самогоночка…
* * *
Член сельского совета, молодой малый из красноармейцев, нарядчик, прижался к чуланчику, – влип в него. Наискось, в луже весенней талой воды, баландались ребятишки. Увидев прижукшего нарядчика, ребятишки бросили котят – купали в луже – и, шлепая лаптями, ударились к чуланчику: что-нибудь веселое… Маленький, отставший, в зеленых соплях, отцовском шарфе из английской обмотки, нога – в лапте, нога – в валенке, радостно поволок котят к колодцу. Котята жалобно ныли.
Увидев ребят, нарядчик поднял палку: оборвал рысь. Потом на носках, душа дыханье, пробрался к розвальням и со всего маху треснул спавшую в санях собаку палкой.
– Хальт, доннер веттер, матка боска! – закричал он на всю улицу.
Ребята присели от восторга, а дворняжка, неистово воя от боли и перепуга, понеслась за сараи.
– Хальт, туды т-твою в руссишь швайн! – раскатисто смеясь, кричал ей вслед нарядчик.
Выскочивший на крик хозяин столкнулся с нарядчиком в сенях.
– Мою звезданул?
– А шут ее знает. Аж палка сломалась.
Вперебой хохотали.
В избе, отрывая косую от листовки «К женщинам», нарядчик говорил бабам:
– Ну, бабы, нынче тките, а завтра к ядреной матери из-за кросен: и на вас пришла погибель.
Спиной к нарядчику, свесив через скамью объемистый зад, ткала хозяйская сноха.
– До погибели семь лет, либо будет, либо нет, – не оборачиваясь, сказала она. – Ваши бабы уж небось выткали холсты, а мы до средокресной путаемся.
Нарядчик лег животом на шесток, открыл заслонку, прикурил от горячего пепла и опять сел на лавку.
– Вы царизма держитесь, – сказал он хозяину, кивая в печь, – одни картохи стоят. А мы молоко дуем, черт с ним и с постом…
– Корова не отелилась, гадина, – сказал хозяин, – вот и постимся.
Нарядчик хлопнул молодайку хворостиной по свесившемуся заду.
– А ведь я не шучу: честное слово, завтра бабам на сходку! Хотели на масленой устроить, но отложено в виду нетрезвых обстоятельств товарища Полфунтикова. Из волости – в город, из города – в губернию. Так слышишь? – Нарядчик опять хлопнул молодайку хворостиной по заду. – Подсохнет, девка, ни за что твое имущество!
