«Мастер и Маргарита» сквозь призму оккультизма [Ч. 2] | страница 41
В коментак к данной статье поясняется:
«Объявляя в настоящей работе основной заслугой Канта его борьбу против «грубого
материализма в моральных правилах», Шиллер в то же время стремится обосновать
свой, отличный от кантовского, нравственный идеал, основанный на гармонии
физического и духовного начал человеческой природы.
Как и в своих лекциях по эстетике Шиллер утверждает здесь объективно-чувственный
характер красоты — «свободного проявления природы». В эстетическом чувстве
человека, его способности оценивать прекрасное усматривает автор посредника между
«чувственным» и «разумным», объединяющего «в счастливом согласии оба отвергающие
друг друга начала».
Поэту неприемлем ригористический моральный идеал Канта, основанный на безусловном
подавлении чувственной природы во имя торжества нравственного закона. Шиллер
говорит о жестокости, «мрачном и монашеском аскетизме»;кантовской этики, искажающей
понятие моральной свободы человека.
Аскетическому идеализму кантовского императива Шиллер противопоставляет, сближаясь
здесь с Гете, гармонический идеал чувственно-морального существа, «прекрасной души», не нуждающейся в подавлении своих склонностей для того, чтобы «исполнять тягчайшие
обязанности, возложенные;на человеческое существо», но, напротив, могущей
отдаться;на волю этих склонностей, безбоязненно доверить «голосу;внутреннего
побуждения» своей естественно нравственной натуры».
Чтобы не впасть в ошибку заглянем, что же пишут по этому поводу М.Ф. Овсянников, З.В.
Смирнова (Очерки истории эстетических учений):
«В противоположность суровому аскетизму Канта-Фихте, Шиллер выдвигает идею
гармонической личности. Свой идеал Шиллер выражает в понятиях «грации» и
«прекрасной души». Эти понятия противопоставляются как аскетическому «достоинству»
Канта-Фихте, так и «архитектонической», то есть физической, красоте. Этим
односторонним принципам Шиллер противопоставляет «прекрасную душу», в которой
«находятся в гармонии чувственность и разум, долг и склонности, а грация есть ее
выражение в явлении». Суровость кантовского долга отпугивает грацию, чувства красоты
не могут мириться с суровостью нравственного закона. «Прекрасное, — говорит Шиллер,
— как все чувственное, предполагает известные условия и, поскольку оно есть
прекрасное, — чисто чувственные условия».
Итак о чем же здесь идет речь?
Шиллер против того, что Кант лишает моральный закон всякой чувственности, по мнению
Шиллера в таком виде кантовский закон пригоден лишь рабам. Ну и при чем здесь,