— Правильно! — закричал Щеглюк, и его поддержали все. — Верно, Павел Георгиевич! Сколько можно было терпеть? Всему есть конец! Спасибо Биричу, Струкову!
Люди кричали с преувеличенной горячностью. Они как бы хотели кому-то, а в первую очередь самим себе доказать, что правда на их стороне. Бирич понимал это, но Струков принимал все за чистую монету. Обычная трезвая оценка людей на этот раз изменила ему, и он с трудом скрывал самодовольную улыбку.
Павел Георгиевич не пытался прекратить шум. Он думал: «Пусть выкричатся. Покладистее будут». Бирич частенько поглядывал в сторону Рыбина, который держался позади всех тихо, незаметно и не кричал. «У него какой-то растерянный вид», — с неудовольствием отметил Павел Георгиевич и, как только установилась относительная тишина, сказал:
— Послушаем, господа, Струкова, который, как вам известно, тоже преследовался ревкомом за свои истинные большевистские убеждения.
«Разыгрываем спектакль», — усмехнулся внутренне Струков и, не поднимаясь со стула, заговорил:
— Нам надо избрать Анадырский уездный Совет, в который бы вошли представители от всех слоев населения Ново-Мариинска и были бы достойны нашего доверия.
— Почему Совет? — недовольно взмахнул рукой Пчелинцев.
— Это более совершенная форма правления. Она широко представительна и к тому же, господа, соответствует ситуации, — Струков сделал паузу, и ею воспользовался Сукрышев. Он провел по лысеющей голове ладонью, точно проверяя, на месте ли и гладко ли зачесаны редкие волосы, и спросил:
— Позвольте узнать-с, что это за ситуация?
Струков вкратце передал содержание радиограмм. Все притихли. На лицах отразилась тревога. Люди беспокойно посматривали друг на друга. Струков с презрением подумал: «Трусы» — и громко продолжал:
— Вот поэтому мы и создаем Совет, председателем которого избираем господина Рыбина.
Все обернулись к Рыбину, а он испуганно попятился назад, выставив перед собой руки:
— Нет, нет, не надо! Я не смогу!
Его черные глаза метались, а худое, с многодневной седоватой щетиной лицо посерело. Все на него смотрели, как на обреченного.
— Правильно! Его! Рыбина! — закричал Еремеев, и все обрадованно подхватили:
— Рыбина! Рыбина! Доверяем!
Секретарем Совета был избран Бирич, а его членами — Пчелинцев, Кочур и Чумаков. Чумаков носил большую светлую бороду. Она поднималась почти до самых глаз. Откуда он приехал, каково его прошлое — никто не знал, но Бирич приметил, что с переходом власти к ревкому Чумаков очень редко показывался в Ново-Мариинске. Он приходил с рыбалки только за покупками. Чумакова отличала хорошая военная выправка. Бирич полагал, что он — бывший белогвардейский офицер. Его и назвал Бирич вместо ранее намеченного Сукрышева. Чумаков спокойно отнесся к своему избранию, не испытав ни удовлетворения, ни раздражения. Чувствовалось, что ему это глубоко безразлично.
