Прочитав Ветины переводы, Лида сильно возбудилась.
— Слушай сюда, деточка! Это же чистый Бахтин! Карнавальная культура, мелодика гротеска! Амбивалентность образов!
— Что такое амбивалентность? — спросила Вета.
— Двойственность переживания. Когда один и тот же объект вызывает противоположные чувства: благословение и проклятие, хвалу и брань, любовь и смерть…
«Семинарии» Бум проводил у себя на квартире на Васильевском. В кабинет набивалось человек двадцать. Рассаживались вдоль книжных шкафов. Сам Бум сидел за письменным столиком в углу, над ним как иконы висели портреты Шкловского и Ахматовой.
Студенты приходили на семинарии, как на праздник. Приносили вино, конфеты. Сегодня праздника не получилось. Бум был мрачен.
Когда все собрались и разговоры стихли, Бум откашлялся, постучал карандашом по стаканчику.
— Господа, у меня пренеприятное известие. Серьезно опасаюсь, что в ближайшее время нас прикроют…
— Виктор Михайлович шутит и, как всегда, неудачно, — с места сказала Лида.
Бум ее не поддержал.
— Сегодня у нас был Ученый совет. К нам приехал некто Корытов из Наркомпроса, представил нового директора. Это Генрих Иванович Штольц, историк искусств из Киева. Человек, судя по всему, порядочный, но бесхарактерный. Вместе с ним прибыл Пыжов, он будет у нас «выправлять» партийную линию…
Бум несколько минут молчал, собирался с мыслями.
— А потом было самое забавное. Вся троица, точнее Корытов и Пыжов, Штольц лишь поддакивал, стала приводить нас к присяге…
— К какой присяге… что за бред, — громко сказал Лева…
— Нам предложили торжественно отречься от буржуазного формализма и присягнуть на верность марксистскому социологическому методу…
— Ну и что?
— Ну и присягнули… Все, кроме меня…
В комнате стало очень тихо. А потом опять Лида:
— Виктор Михайлович, не тяните, что было потом?..
— Потом были оргвыводы. Нам указали, что кадры института засорены классово враждебными элементами, буржуазными формалистами…
Лида громко закричала:
— Мы с вами, Виктор Михайлович! Мы вас не оставим, не предадим!
Студенты одобрительно загудели…
Бум опять постучал карандашом по стаканчику.
— Киндер, ша! Работа семинария продолжается. Вета, ваше слово.
Вета собрала свои бумажки и стала говорить. Сперва сбивчиво, потом все уверенней. Пока говорила, несколько раз взглянула на Бума. Он сидел, откинувшись на стуле, прикрыв глаза рукой.
«Не слушает», — подумала Вета.
Бум открыл глаза.
— Прочитайте, пожалуйста, эту песню по-армянски.
