Прием начался в шесть вечера. Зыбов с бокалом шампанского в руке стоял у входа в Итальянский зал. На нем был новый бархатный сюртук с розовым бантом, лиловый берет. Вета стояла в кучке студентов-словесников. Рядом с ней была Лида, называла ей новоприбывших.
— Этот почтенный старец, чем-то напоминающий святого Петра, — Замойский Фаддей Фаддеевич, филолог-классик. Он скоро уезжает на родину предков, в Польшу. Пришел попрощаться. А тот — высокий в очках — его сын, Адриан Аскольский, театровед. А вот — Сергей Сергеевич Бранденбург, академик, индолог… Джемс Альбертович Смит… Курбитов… Тротти…
Гости все шли и шли. Вета заметила Фредерикса. Он увидел Вету, поклонился, сверкнул стеклами пенсне. Появились деятели Ленсовета в полувоенных френчах, их жены путались в длинных шлейфах.
Рядом с Лидой вырос высокий юноша с копной золотистых волос.
— Лида, представь…
— Вета, наша новая студентка… Вадим Данилов, он же Данила… художник… ученик Кустодиева…
— Бывший ученик, Лидочка, бывший…
Заиграла музыка, взорвались хлопушки; Зыбов выкрикнул:
— Бал-маскарад! Прааашу!
Гости, молодые и старые, как по команде, вытащили припасенные маски и пустились в пляс…
Вета оказалась в объятиях Данилы, и он повлек ее в картинную галерею. Здесь была полутьма, приглушенный свет канделябров, едва доносилась музыка. Они танцевали, и у Веты перед глазами мелькали картины; кавалеры и дамы подмигивали и загадочно улыбались ей со стен. Где-то в углу оказался столик, Данила схватил и ловко откупорил бутылку, сладкая пена потекла Вете в рот, залила глаза. Стало смешно и весело.
Они оказались в парке и побежали по мокрой аллее. Стемнело, стало зябко; от Славянки поднимался липкий туман. На аллее за Старой Сильвией рядами стояли статуи, заколоченные в деревянные футляры. Один из футляров оказался пустым. Данила забрался в футляр, протянул руку Вете. Она протиснулась, прижалась к Даниле, почувствовала на себе его руки. Ей стало на мгновение больно, словно по ее телу прошел электрический ток.
Когда они вернулись во дворец, там было пусто. Лежали перевернутые стулья, валялись пустые бутылки от шампанского. Данила повел Вету куда-то под лестницу, открыл потаенную дверь. Они оказались в маленькой комнате, заваленной холстами и книгами. Всю комнату занимал огромный ковер. Вета опустилась на ковер и закрыла глаза. Почувствовав Данилу, она привлекла его к себе, радостно ощутила, как он медленно погружается в нее. Ей показалось, что кто-то над самым ее ухом читает Брюсова:
