Вот уже совсем немного, какие-то триста метров. Залегли немецкие пулемётчики, выискивая в прицел упрямых большевиков...
- Ро-о-та! Огонь! - что есть силы завопил Петров, надавив на спуск. Приклад толкнул плечо, фигурка в прицеле пропала. "Попал? Хрен с ним, вот и следующий!" Старлей Петров успокоился. Командовать было уже не надо, надо было просто стрелять и попадать. Как на стрельбище. Ему было легко и спокойно. Он стрелял, дёргал "на три счёта" затвор, снова стрелял, вставлял новую обойму и снова стрелял. Целей было много. Но патронов у Петрова тоже было ещё много. Должно хватить. "Конечно, - думал Петров, выцеливая очередного фашиста, - наступающим немцам труднее и страшнее, ведь они на открытой местности, а советские бойцы зарылись в землю, укрыты в надёжных ячейках, качество отрытия которых он лично вчера проверял. Так что немцам хуже, немцам хуже, немцам хуже!" Он не замечал, что своё, ставшее бесконечным "Немцам хуже!" он повторяет уже вслух, то шёпотом, то во весь голос. Он просто стал, как выражались в старорежимной армии "механизмом, к ружью приставленным": выстрел, затвор, выстрел, затвор, выстрел... Старший лейтенант Петров не заметил, когда его убили. Ему некогда было что-то замечать, стрелять надо было...
Подбили ещё один танк, от близкого разрыва фугаски "разулся" ещё один, экипаж которого не стал рисковать, покинул машину, но соскочить с танка не успел и полёг на броне и поблизости, уничтоженный осколками снаряда, разорвавшегося у основания башни - а надо было в разные стороны выпрыгивать!
Расчёты двух полковушек работали как бешеные, осыпая пехоту врага осколочно-фугасными боеприпасами. Немцы, притормозили, но не остановились, пехота укрылась за машинами. А по надоедливым артиллеристам, позиции которых уже прекрасно просматривались, прицельно отработали миномётами, подтянув их поближе.
Ефрейтор Костя Седых с единственным "дегтярёвым" роты приказом ротного был в самом начале поставлен на правый фланг, обход с которого Петров счёл когда-то давно (аж 12 часов назад!) наиболее вероятным и опасным. Правый флаг роты, волею речного русла, оказался несколько выдвинутым вперёд. Позиция пулемётчика оказалась практически идеальной. Вот уже несколько минут Костя увлечённо поливал огнём фашистов - почти продольным! Почти вдоль всей цепи! А это значит, что почти все пули находили свою цель. Вот и миномётчиков, нагло вылезших на открытое всем ветрам (и Косте!) пространство, Костя со своего бугорка заметил почти сразу. Почти - потому что до этого был занят отстрелом залёгших пулемётчиков противника. Четыре миномёта успели сделать по два-три выстрела. Больше Костя им не дал, щедро пройдясь по серо-зелёным фигуркам, сыпанувшим от своих "самоваров" как тараканы от дедова валенка. Костя прервал миномётный обстрел на целых три минуты. В бою это ОЧЕНЬ много. А прикрывать Костю было некому: боец, приданный в помощь пулемётчику, был им отправлен за патронами, и по дороге назад был убит шальной пулей. Через три минуты его всё-таки обошли, бросив сразу три гранаты с дурацкими (это Костя успел так подумать) длинными ручками. А потом добивали истерзанное осколками тело выстрелами из солдатских карабинов и унтеровского МП-38, истратив на умирающего и уже мёртвого пулемётчика целых тридцать пять патронов! И это хорошо: быть может, немцам потом на кого-то ещё из советских бойцов патронов не хватит. А в последнем диске Костиного "дегтяря" оставалось ещё два неизрасходованных патрона. Если бы Костя узнал, он бы, наверное, огорчился.
