У себя в «Роджере Смите» я первым делом принял душ, а после нырнул в постель, закрыл глаза и мгновенно уснул. В семь зазвонил будильничек, который сопровождает меня во всех поездках, я нехотя встал и включил телевизор. Посматривая краем глаза на экран, я начал одеваться, старательнее обычного. Долго выбирал рубашку и остановился в конце концов на новой, купленной у «Бэнкрофта», голубой с (белым воротником. В такой рубашке выглядишь моложе, чем в однотонной. К ней я надел синий галстук мелкими автомобильчиками. Что ж, надо держать марку. Темно–синие брюки, черные мокасины с золотыми пряжками и скромный кашемировый блейзер в мелкую черно–белую клетку довершили туалет. Капелька «Monsieur Guivenchy» — и всё.
— Лучше не бывает,— сказал я своему отражени и поправил галстук. Моложе не станешь, но постараться так или иначе стоит. Моложавая одежда возместит потери, компенсирует седину в волосах, сетку морщинок, расползающуюся вокруг глаз. Я был бы рад повторить за маршалом Маннергеймом, что каждая морщинка — след романтической любви, но в этом смысле моя жизнь была не особенно щедра. Хотя лучше поздно, чем никогда. И я улыбнулся, подумав об Астрид.
Внизу я на несколько минут задержался в вестибюле, запер дорожные чеки и паспорт в абонементный ящик. Гостиничные номера в Нью–Йорке ке самое надежное место для хранения ценностей. Совершенно интуитивно я убрал туда же пакет Астрид на имя Греты Бергман и ее стеклянную вазочку. Чейсовские вещицы и прочие покупки остались в комнате в ящике секретера, но это была собственность Астрид, и я не хотел, чтобы по моей халатности она пропала.
Когда я позвонил у ее двери, из квартиры не донеслось ни звука. Ни шагов, ни голоса. Я позвонил еще раз — с тем же успехом. Должно быть, еще не пришла. Времени–то всего без четверти восемь. Я сел на ступеньки и стал ждать. Прошло пятнадцать минут, полчаса — Астрид все не было. В девять я сдался. Ей наверняка подвернулось что–то другое, повеселей. И ничего странного тут нет. Встретились мы в баре, провели вместе ночь, и теперь она вышла из игры. Решила не усложнять себе жизнь. А я остался — с кассетой рождественских песен и старинной вазочкой, купленной на барахолке.
Вот так оно и идет, философски подумал я. Не может человек все время быть счастливым. Во всяком случае, я провел в Нью–Йорке чудесный уик–энд, познакомился с красивой женщиной. Будто свежий ветерок, она взбудоражила мою застойную жизнь. Впрочем, стоит ли так уж сразу опускать крылышки? Я же не знаю, вдруг ей пришлось уехать чуть ли не в пожарном порядке. Заболели родители, что–то стряслось на работе. Какая–то причина наверняка была.
