— Сколько же ты отдала?
— Сотню. Что, переплатила?
— Нет, не думаю. Я, конечно, не большой знаток стекла, но, по–моему, это и впрямь находка. Вещица действительно старинная. Возможно даже, шестнадцатый век, Возрождение. Ты ее береги.
— А ты не мог бы уточнить? Для меня. Выяснить, сколько этой вазочке лет и откуда она?
— В принципе могу, только я ведь завтра уезжаю.
— Захвати ее в Стокгольм, а потохМ напишешь мне и обо всем сообщишь. Летом я приеду в Европу. Или даже раньше.
— Не побоишься рискнуть? А вдруг я исчезну с твоим сокровищем?
— По–моему, я с тобой еще и не то на карту ставила.— Она чмокнула меня в щеку.— На сей же раз я рискую всего–навсего сотней долларов. Если ты смоешься, к примеру вступишь в Иностранный легион, попробую пережить урон, хотя сто долларов для бедной девушки большие деньги.
— Полагаю, что билет до Марселя стоит подороже... ну, если уж я надумаю рвануть в Легион. Ладно, шутки в сторону — я с удовольствием передахм эту вещицу на экспертизу, ради тебя. Один из моих друзей работает в Национальном музее. И уж онто знает о старинном стекле буквально все на свете.
— Замечательно. Тогда спрячем ее к тебе в сумку. Но смотри, будь осторожен. Жаль, если разобьется, после стольких–то лет. Нет, ты подумай — ведь без малого пять веков!
— Ну, это мое предположение, только и всего. Но как бы там ни было, кубок достаточно старый, и я постараюсь не разбить его.
Мы двинулись дальше по огромной автостоянке, однако ничего интересного больше не нашли: купили кое–что по мелочи, и всё, только замерзли. Потом мы взяли такси и поехали к Астрид, напились чаю, и я беспардонно уснул в мягком кресле у камина, где она разожгла огонь. Сдвиг во времени дал–таки себя знать, тем более что накануне я лег поздно, очень поздно.
Когда я проснулся, Астрид не было, но записка, приколотая к подлокотнику, объясняла, куда она девалась.
«Мне нужно ненадолго уйти, а будить тебя не хочется. Может, отнесешь покупки в гостиницу, а потом часиков в восемь зайдешь за мной, и мы вместе поужинаем? Пакет с рождественскими песнями — на столе. Целую.
Астрид».
Я встал, потянулся. Три часа дня, голова чугунная. Астрид подала мне хорошую идею. Вернусь в гостиницу, приму душ, отдохну. Потом на такси заеду за ней.
На столе лежал пакет, на котором Астрид крупным, красивым почерком написала: «Грете Бергман». Внутри прощупывалась плоская маленькая кассета.
Я улыбнулся, сунул пакет в карман пиджака. Потом взял большую пластиковую сумку, куда Астрид сложила трофеи блошиного рынка, надел плащ и по крутой лестнице вышел наружу.
